Мы уйдем туда, где нас накормят. ^^
АПД: И еще один неплохой фик. Что забавно, заявка та же.
Фест по ПСоХу внезапно, но очень приятно, порадовал с утра.
30.03.2013 в 21:32
Пишет ~Маньяк:Перестрелка, маньяк, ситуация 9, выстрел по команде ангста
пейринг: Ди + Леон
рейтинг: от G до PG-13
Ситуация 9: в процессе поиска Ди Леон стал оборотнем, и Ди находит его сам, помогая освоиться с этим новым состоянием
читать дальшеTIGER, TIGER, BURNING BRIGHT
Нельзя сказать, что в знаменитый Тигриный монастырь Леона Оркотта занесла нелегкая. Нет, он отправился туда по своей доброй воле. И не наобум отправился, а после долгих размышлений. В конце концов, детектив должен уметь и размышлять, а не только бегать. Леон уже набегался – Токио, Мадрид, Бухарест, Дели, Копенгаген, Шанхай, Ливерпуль… сколько можно нестись опрометью, как ослик за морковкой! Пора уже остановиться, перевести дух и припомнить, что гоняться за преступником – удел неудачников, а истинные профессионалы подкарауливают объект, зная заранее, куда он придет. Не плетутся у событий в хвосте, а упреждают их, оказываясь на шаг впереди. Кто ты, Леон Оркотт – неудачник или профессионал?
Легко сказать – просчитай противника! Но как можно просчитать графа Ди? Как вычислить божество? Как остановить волну? Как поймать ветер?
Волна разбивается о скалу. Ветер стихает в лесу. Ни вода, ни ветер не свободны. Река течет по руслу, детектив – так не гоняйся за волной, а встань у устья, и волна сама придет к тебе. Еще как придет, куда ж ей деться – вспять ведь не потечет! Твою волну зовут граф Ди. Воплощение тех, кого невозможно увидеть. Голос тех, кого невозможно услышать. Вся тяжесть утраченного планетой Земля. Что ты ищешь в больших городах, Леон Оркотт, ищешь и не можешь найти? Магазинчик графа Ди? Как интересно. Тебе что нужно, собственно – магазин или Ди? Ах, все-таки Ди? Так зачем ты ищешь магазин? Зачем хватаешься за города, словно за рукоять «однорукого бандита» – надеешься, что на этот раз сумеешь дернуть правильно, пирожные выстроятся в ряд, и автомат выплюнет тебе в лоток искомый магазинчик? Ах, все-таки нет? Тогда забудь о городах, Леон. Ищи устье реки. Ищи, где мелькнет хотя бы тень тех, кого невозможно увидеть, где послышится эхо голосов, которые невозможно услышать. Ди придет туда сам.
И потому Леон не мог не обратить внимание на сенсацию. Газеты и телевидение аж захлебывались – в широко известном Тигрином монастыре невесть откуда приблудился совершенно посторонний тигр, да вдобавок еще и уссурийский, хотя взяться ему там среди индонезийских и бенгальских вроде бы неоткуда. То есть это поначалу тигра посчитали уссурийским. Потом кто-то заметил, что жировой прослойки на брюхе нету, а полосы необычно длинные и скорее коричневые, нежели черные. По всем приметам выходило, что тигр не уссурийский даже, а закавказский. Если учесть, что последнего закавказского тигра видели живьем в 1957 году, ничего удивительного, что пресса уже не захлебывалась, а прямо-таки икала и взвизгивала. И уж совсем неудивительно, что Леон Оркотт взял билет на первый же самолет в Таиланд.
Леон ожидал увидеть наплыв туристов. И комариную тучу репортеров, готовых облепить любую новость – тоже. А вот чего он не ожидал, так это полицейских вертолетов. И полицейских автомобилей. И оцепления. И ярко-алой крови на рыжем боку тигра.
Сирены, мигалки, фотовспышки, гомон, вопли…
Двое жилистых полицейских сосредоточенно оттесняли толпу от тощего субъекта с сердитым лицом резиновой обезьянки. Тощий потрясал скованными руками и что-то выкрикивал сорванным высоким голосом. Репортеры старались пропихнуть микрофоны к нему поближе, отталкивая друг друга, а в двух шагах от этого столпотворения широкоплечий парень с профессиональной белозубой улыбкой, живущей как бы своей, независимой от остального лица, жизнью, вещал в объектив:
-- Итак, убийца тигра Прасат Ративатана сделал заявление для прессы. Он говорит, что убил не тигра, а оборотня, и теперь ему все равно, что с ним будет, потому что он исполнил то, что должен. Он говорит, что это последний оборотень в данной местности, и он взял на себя убийство оборотня, потому что закон бездействовал, хотя он, Прасат, неоднократно обращался в полицию с просьбой уничтожить оборотня. Прасат Ративатана шел следом за оборотнем в течение долгих дней, выслеживая его, и наконец настиг в окрестностях Тигриного монастыря. С вами был Ноэль Вест, специальный корреспондент Си-Эн-Эн в Бангкоке.
Ты опоздал, Леон Оркотт.
Спешить больше некуда. Ты безнадежно, непоправимо опоздал. Ди не придет сюда. Ему больше незачем приходить. Дерганый фанатик выстрелил в чудо и убил его. Это был последний закавказский тигр. Он возник из небытия – и ушел в небытие, а ты опоздал. Тебе нечего больше делать здесь. Так почему ты не уходишь прочь, Леон Оркотт? Почему тебе чудится, что ты должен быть здесь? Что изменится, если ты будешь тут торчать, как дорожный указатель? И откуда этот едкий, как мыло, привкус вины? Разве ты мог бы что-то изменить?
Почему ты здесь, Леон Оркотт? Почему ты все еще здесь? Почему ты не можешь уйти?
Леон подошел к оцеплению, быстро показал одному из полицейских свой старый значок – мол, пропусти зарубежного коллегу – и поднырнул под ленту. Главное, вести себя так, будто имеешь право – и никто тебя не прогонит. А Леон не может позволить прогнать себя. Он должен увидеть…
Увидеть залитый кровью рыжий мех. Огромное тело зверя, рухнувшее в прыжке наземь, распростертое в траве. Его пасть, даже не открытую – распяленную последним рычанием.
Его глаза.
Когда-то Леон был скептиком и из сверхъестественного верил разве что в закон, справедливость и Санта-Клауса – впрочем, в Санта-Клауса он перестал верить лет с шести. Но после воздушного корабля привычный мир рухнул, похоронив под своими обломками того Оркотта, который не верил в чудеса -- или, точнее говоря, почти насильно заставлял себя не верить. К тому, прежнему Леону не было возврата, не могло быть. Однако даже тот напрочь позабытый Леон поверил бы, что никакой это не тигр, а самый настоящий оборотень, едва заглянув ему в глаза. А Оркотт нынешний не имел сомнений и вовсе.
Он приопустился на одно колено, нагнулся и заглянул в глаза тигра.
И неизбывная горечь правды хлынула в него.
Не зверь и не человек смотрел на него из угасающей вселенной двойного разума. Лютая бесслезная тоска, боль, для которой нет ни слов, ни стона. Кто я, скажи? Не знаешь? Где на этом свете есть место для меня? Для таких, как я, нет места ни на земле, ни на небе – я житель горизонта, я живу на этой незримой черте, разделяющей миры, но я никогда не вернусь домой, у меня нет больше дома, потому что меня больше нет, я не вернусь на горизонт, там теперь пусто, там никого нет, я был последним, встрепанный дурак в наручниках прав, я последний…
Последний.
Словно во сне, когда уверенность в своей правоте незыблема, Леон протянул руку и положил ее на клык.
И пасть сомкнулась.
Потом была раздирающая боль, совсем иная, чем от ножа или пули. Новые вопли, вспышки и мигалки. Много охов, ахов и ругани. Крики и злобный бухтеж – мол, наглые американцы до того уже обнаглели, что в своей наглости до того дошли, чтобы к умирающим тиграм в пасть нагло совать свои наглые лапы – можно подумать, их американский консул их защитит. Леон не обращал внимания. Спокойно и отрешенно он выслушивал обвинения и вопросы. Да, его имя Леон Оркотт. Да, турист. Нет, не пьян. Нет, не сумасшедший. Нет, наркотиков не употребляет. Да, он сунул руку к тигру в пасть. Нет, он не может внятно сказать, почему и зачем. Да, вероятно на него подействовала окружающая обстановка. Да, он согласен, чтобы ему вычистили рану и сделали перевязку, спасибо. Да, он понимает, что ему следует сделать укол противостолбнячной сыворотки, большое спасибо. Да, безусловно, и антибиотики тоже, спасибо. Нет, он не поедет в больницу. Нет, спасибо, он не поедет в больницу. Да, он понимает. Нет, он не поедет. Да, он готов подписать отказ от дальнейшего лечения. Нет, он не поедет. Нет, он не будет давать интервью. Нет, показания давать он тоже не будет. Нет, он не совершил ничего противоправного. Нет, дать он может только в морду особо наглому репортеру – кто первый желает? Нет, он не поедет в больницу…
Меньше всего Леон желал очутиться в больнице. Потому что если он прав, лучше ему с наступлением темноты оказаться подальше от людей.
А он был прав, и с каждой минутой убеждался в этом все сильнее. Боль в руке унялась сравнительно быстро, хотя кололи ему только антибиотики и сыворотку, но не анальгетики. Едва удрав подальше, едва оставшись в одиночестве, Леон содрал повязку – и почти не удивился, увидев на месте укуса гладкий белый шрам, вокруг которого неуместно торчали остатки кетгута. Снять швы, имея в своем распоряжении только нож и левую руку – адская работа, у Леона ушло на нее почти полчаса и сотни две особо крепких ругательств. Под конец он был мокрым от пота, хоть выжимай. И не только потому, что это больно. Жара тут тоже ни при чем. Он ее и не чувствует почти. Что ему жара, когда во всем его теле то там, то тут мышцы то и дело сводит и мелко подергивает! Разве мускулы спины могут гримасничать? Могут, оказывается, и еще как! Тело просто-напросто отказывается повиноваться, оно бунтует – и его нельзя за это винить. В конце концов, оно привыкло, что по жилам течет кровь. А сейчас ощущение такое, словно по ним струится жаркий сухой песок, обдирая их изнутри. И это почти не больно – в обычном смысле слова. Это всего лишь невыносимо. Так невыносимо, что наизнанку бы вывернуться, только бы утишить мучительную странность, заглушить ее хотя бы даже и болью.
И боль приходит.
Долгожданная, спасительная.
Ноги подламываются, и Леон падает в траву плашмя, рыча от гнева, и царапает землю, оставляя глубокие борозды когтями, и бьет хвостом, и не понимает, не может понять, что это пахнет так пьяняще остро, так горячо, так прохладно, так одуряющее сильно, что это, что с ним, почему он не может встать, он ну никак не может встать, не может выпрямиться, не может идти, чепуха какая, он ведь умеет ходить, это так просто – нужно всего лишь переставлять ноги, сперва правую, а потом левую. Он переставляет ноги, сперва правую, а потом левую, и почему-то падает, неловко падает мордой вперед, навалившись на передние ноги… правильно, они ведь тоже нужны для ходьбы, вот только тело об этом пока не знает, оно еще не выучило урока ходьбы на четырех лапах. Так ходят котята, делающие свои первые шаги – путаясь в лапах, шлепаясь на задницу… нет, Леон Оркотт не котенок, но и он еще не умеет, и сил научиться у него нет, у него вообще ни на что сил нет, он голоден, как никогда в жизни, он даже не представлял себе, что может существовать такой голод, что от голода можно умирать, знал умом, но не представлял, а теперь голодная смерть приблизилась к нему вплотную – врешь, не поддамся, дойду, вот этими вот неуклюжими шагами – дойду! Запах воды зовет и обещает – там можно не только утолить жажду, там можно попытаться поохотиться… ну, или хотя бы лягушек наловить. Жаль, что Леон не французский тигр, ему бы лягушки понравились, вот только французских тигров почему-то не бывает. И оборотней не бывает. А Леон Оркотт есть. И будет. Это я – Леон Оркотт.
Леон поднимает голову, и на три километра вокруг замирает всякий зверь, слыша раскатистое рычание:
-- Ор-р-рр-рр-ркотт!
Утро застигает его упавшим на тропе к водопою – все в том же тигрином теле. Он сейчас встанет. Сейчас. Встанет и пойдет.
Глаза открываются сами, когда соблазнительный запах еды достигает его ноздрей.
Огромная миска, до краев полная еды. Леон знает, что это такое – кошачий корм, точно. Вот тебе и раз! Конечно, тигр тоже кошка – но разве тигров этим кормят? Здесь – кормят. Кошачьим кормом и вареной курицей – чтобы вкус и запах крови не вызывал мыслей о еде. Ну да, лучше бы это была курица – все-таки вареная, привычнее как-то, но… не привередничай, Леон – кто еще ночью был готов лягушек жрать? И вообще – скажи спасибо, что здешние монахи не читали «Винни-Пуха». Не то пришлось бы тебе лакать рыбий жир и пытаться рычанием объяснять, что тигры этого не любят.
Кошачий корм, оказывается, превкусная штука! Особенно когда его много. Сытость разливается по телу блаженной истомой. Хочется закрыть глаза и уснуть. Тигр и заснул бы – но в нем просыпается полицейский. Он-то знает, что истома эта не имеет ничего общего с насыщением.
Наркотики, вот же черт! Ну как не повезло! А что, все логично – дикий приблудный тигр, надо как-то его успокоить, чтобы посмирнее был. Конечно же, ему подсыпали наркоту. Интересно, а остальные здешние тигры тоже под балдой ходят? Очень даже может быть. Уж больно они тихие.
Теперь понятно, как тощий Прасат сумел убить оборотня. Тот просто-напросто наелся наркоты и не смог заметить опасность. Не был он полицейским, что ж поделать. А Леон Оркотт – был!
Он был полицейским, и теперь он мотает башкой и пятится, один прыжок – и миска с едой остается позади, и Леон бежит прочь, откуда только силы взялись, бежит, снова то и дело спотыкаясь, останавливается и снова трясет головой, стараясь вытрясти соблазнительный запах еды из мыслей.
Весь день он проводит, затаившись в зарослях, вновь изнывая от голода. Он все еще слишком слаб, чтобы охотиться. Остаются, очевидно, лягушки и прочая мелкая живность. Зато лягушки хотя бы лысые. Мохнатую добычу Леон есть как-то еще не готов – шерсть во рту, бррр… то есть, конечно, в пасти, но все равно – бррр!
Ночью он выходит из укрытия. Он снова идет к воде – надо напиться и попробовать все-таки кого-то поймать.
Небольшой водопад встречает его серебряным гулом. Этот гул съедает все звуки, и Леон не слышит шагов. Он успевает уловить только запах, несколько запахов, и один из них ему странно знаком. А потом в его бок вонзается шприц-дротик. Миорелаксанты и снотворные. Его все-таки подстерегли.
Ты неудачник, Леон. Ты опять дал себя подстрелить. Каким недотепой был, таким и остался, хоть в человеческом облике, хоть в тигрином. Какими глазами ты посмотришь на том свете на давешнего тигра? Он думал, что ты займешь его место – но горизонт останется пустым. И Ди не придет. Просто ты прибавишь еще сотни три килограмм своего тигриного веса к тяжести утраченного планетой Земля. Да, Ди, именно так – я сдохну, а ты будешь моим голосом, вот только меня это вряд ли утешит и уж точно не оправдает…
Тело не слушается, оно слишком тяжелое, чтобы поднять себя и идти, оно валится на тропу, гулкая чернота сдавливает голову, и сквозь нее еле доносится смутно памятный голос:
-- Я забираю его. Немедленно.
В себя Леон пришел под хорошо знакомый звук. Рев самолетных моторов на взлете. Ну-ну. Странные у тебя глюки, детектив. Нажрался кошачьей еды с наркотой, дал себя подстрелить и накачать опять же какими-то обдолбантами, а теперь тебе в джунглях Таиланда самолеты мерещатся?
Но самолет был самым что ни на есть настоящим. И клетка – тоже. И две миски, с водой и с мясом – тоже.
А возле клетки, держась за ее прутья узкими пальцами, сидел абсолютно настоящий граф Ди. Настолько настоящий, что Леон мигом позабыл и о клетке, и даже о еде. Он только и мог, что уставиться на Ди в безмолвном изумлении. Слишком долго он искал Ди, слишком долго гнался – и теперь, когда его поиски прекратились так внезапно, он все еще бежал внутри себя за тем, чей запах он вдыхал сейчас всем своим существом. Запах его тела, одежды, волос, запах его улыбки…
-- Вы арестованы, мой дорогой детектив, -- улыбнулся Ди.
Леон недовольно взрыкнул. Нет, ну вот что за несправедливость! Сколько раз он мечтал сказать Ди именно эти слова – «вы арестованы» – а что в итоге? И все ему насмешки… ну, погоди, доберусь я до тебя!
-- Вы совершенно не меняетесь, детектив, -- усмехнулся Ди. – Настолько, что это даже удивительно. Возможно, почти божественно. Однако мы еще успеем об этом поговорить. А сейчас – ешьте. Не бойтесь, в эту еду ничего не подмешано. Ешьте. Немедленно.
Леон склонил голову чуть набок, пристально глядя на Ди.
-- Ешьте, -- властно повторил граф. – И слушайте меня внимательно. Вы пока еще не умеете контролировать превращение. Я вас научу. Когда мы доберемся до моего магазинчика, я верну вам человеческий облик. Потом я вас научу менять обличье по желанию, а пока запоминайте. Оборот отнимает энергию, и к тому же тигр весит больше человека – откуда-то ведь должна браться эта лишняя масса. Энергия может превращаться в материю – но много ли ее после этого остается? Поэтому никогда не превращайтесь в тигра натощак. И подкрепляйтесь сразу же после преображения. Возвращение в человеческий облик, напротив, вернет вам энергию, преобразуя в нее лишние килограммы тигриного тела. У вервольфов, кстати, все наоборот, и по той же причине – волк в среднем весит все-таки меньше человека, поэтому, став волком, оборотень стазу чувствует себя сильнее, а вот возвращение в человеческое тело влечет за собой упадок сил. Это вызывает соблазн остаться в звериной форме навсегда, но вам он не грозит… о, вы уже доели? Вот и прекрасно!
Действительно, пока Ди разглагольствовал, Леон, сам того не заметив, уплел все подчистую.
- Теперь я могу надеяться, что вы не умрете от истощения, мой дорогой детектив. Не тревожьтесь, скоро вы вернете себе привычный вид.
Леон сыто фыркнул, закрыл глаза и не открывал их, пока длился полет, пока самолет приземлялся, пока Ди и его живой груз проходили положенные формальности. И лишь когда запахи магазинчика окутали его, Леон поднял веки. Да, это именно магазинчик Ди, тот самый – хотя и пахнет иначе. Нет, не потому, что за минувшие годы что-то изменилось. Просто запомнил эти запахи человек, а обоняет их сейчас тигр. Неужели Леон, став человеком, забудет запахи, внятные тигру? Ведь человек не понимает их, а можно ли запомнить непонятное?
-- Вы задумались, детектив? – тихий голос Ди, казалось, обволакивал тигра со всех сторон. – Воля ваша. Но в таком случае позвольте мне сначала вернуть вас в более подходящее для раздумий тело.
Руки Ди легли на виски тигра.
-- Смотрите мне в глаза, мистер Оркотт.
Отчего бы и не посмотреть? Ты ведь так мечтал об этом, Леон – в глаза этому поганцу беглому посмотреть. И сказать ему, что он…
Вселенная взрывается болью – невыразимой, неназываемой, для этой боли нет названия ни на одном из человеческих языков. И Леон глухо стонет, прижимая руки Ди к своим вискам еще сильнее, чтобы хоть немного унять ее.
-- Успокойтесь, мой дорогой детектив. Сейчас вам станет легче. Это только поначалу так ужасно. Когда вы научитесь, больно не будет.
Можно подумать, сейчас от этого легче.
Леона бьет ледяная дрожь, и он старается сцепить зубы, чтобы не стучали. Детектив с лязгающими зубами, то-то радости!
-- Накиньте это. Прошу вас.
Чеонгсам графа делает вид Леона окончательно идиотским. Он узок Леону, особенно в плечах, и короток. Голые длинные ноги торчат наружу, делая Леона похожим на какую-то голенастую птицу. И руки торчат наружу из рукавов почти по локоть. Они выглядят нелепыми, незнакомыми, чужими, за двое суток Леон почти разучился ими пользоваться, и он едва не роняет чашку с дымящимся ароматным чаем.
-- Пейте, Леон.
Леон хочет было возразить, но почему-то покорно глотает приторную гадость. То есть он раньше считал, что это гадость. А сейчас чай, доведенный Ди по его всегдашнему обыкновению почти до состояния сиропа, имеет божественный вкус. Он хмелит, как виски, подкрепляет, как пиво, и освежает, как ледяной мохито. Леон с блаженным стоном опустошает кружку в три огромных глотка и моляще выдыхает:
-- Еще можно?
-- Нет, -- усмехается Ди. – Не можно, а нужно.
И в руки Леона ложится еще одна кружка.
-- Странно, -- произносит Леон, расправившись со второй порцией чая. – Никогда не любил приторного…
-- Ничего странного, -- пожимает плечом Ди. – После оборота вам нужен сахар. Это своего рода «быстрая энергия». Только не забывайте есть побольше продуктов, богатых витаминами группы В, чтобы его уравновесить.
-- Рациональная диета для оборотня, да? Благодарствую за заботу! Я тебе что, морская свинка? Хомяк? – взрывается Леон. – Новая зверюшка в твоем магазине? И кому ты меня продашь?
-- Ну что вы, мой дорогой детектив. Какая же вы морская свинка или хомяк, помилуйте! Вы – тигр. И я ни за что с вами больше не расстанусь.
И в его голосе – впервые за все время, что они знакомы – звучит такая неподдельная искренность, что на мгновение Леон даже теряется. Но только на мгновение.
-- Что, соскучился без меня? – ядовито спрашивает он. – Некого было дураком выставлять?
Ди вздыхает.
-- Вообще-то, дорогой детектив, это не моя, а исключительно ваша заслуга. У вас просто редкостный талант попадать в различные истории. Вот хотя бы сейчас – ну как вас угораздило?
Леон останавливается и смотрит на него долгим неверящим взглядом.
-- Как меня угораздило? – медленно переспрашивает он ласковым опасным голосом.
-- Да, -- невозмутимо подтверждает Ди. – Именно. Почему вы это сделали?
-- Потому что он был последний, -- жестко отвечает Леон.
И теперь уже Ди в свой черед замирает, изумленно глядя на Леона и позабыв не только как улыбаться, но даже, кажется, и как дышать.
-- Он был последний! – кричит Леон. – Понимаешь, последний! Один он был! Совсем один! И никто ему не помог – слышишь, ты! Никто! Как меня угораздило? Нет – это ты где шлялся?! Где тебя носило, ками драный, а? Он шел за помощью, и никто ему не помог, никто! Ты не пришел, и он погиб, и никто его не спас! Почему ты не пришел к нему? Почему оставил умирать? Ну, наплевать тебе на людей, ладно, допустим – но он-то не человек! Почему ты не пришел? Да кто ты такой после этого?! Воплощение тех, кого невозможно увидеть? Голос тех, кого невозможно услышать? Да?! Черта с два, Ди – ты его бросил! Это я – его голос и воплощение! Я – а не ты! Так и запомни!
Он заставляет себя замолчать, потому что понимает, что еще мгновение, и он сорвется не просто на крик, а на что-то жуткое, невообразимое, он силком отправляет вглубь уже клубящееся в глотке рычание и отворачивается, чтобы не смотреть на мерзавца Ди – и потому не видит, как Ди улыбается, не видит, сколько рвущей душу нежности в его улыбке, сколько надежды и робкого пока еще счастья.
-- Вы меня удивляете, мой дорогой детектив, -- тихо произносит он. – Из всех способов стать божеством вы избрали самый занятный. Впрочем, это вполне в вашем духе… Леон.
Оркотт мгновенно оборачивается.
-- Стать КЕМ? – с трудом выталкивает он из себя.
-- Божеством, -- улыбается Ди. – Ками. Я и в самом деле опоздал. Но вы отлично заменили меня. Теперь у оборотней есть свой ками. Это вы, Леон.
Новоиспеченный бог потрясенно выдыхает и садится мимо стула.
-- И что теперь? – растерянно произносит он. – Мои мохнатые подопечные будут мне молиться и приносить мне в жертву охотничью добычу? Так, что ли?
Ди от души хохочет.
-- Ну, это навряд ли. Разве что вы очень захотите.
-- Не захочу, -- бурчит Леон, чувствуя, что у него горят уши. Ну вот, опять выставил себя невесть кем, опять чушь спорол, да что же это такое…
-- Быть ками не слишком-то легко, -- говорит Ди, протягивая Леону руку и помогая подняться с пола. – Но я вас научу. С вашим чувством ответственности и желанием защитить и спасти у вас отлично все получится. Только надо будет привести вас в достойный вид.
-- Достойный вид – это как у тебя? – возмущенно интересуется Леон. – Да ни за что! В жизни ничего подобного не носил – и не собираюсь.
-- А что собираетесь? Леон, ками в джинсах – это немыслимо. Наши коллеги просто дар речи потеряют, ручаюсь.
-- Так… чует мое сердце, опять все начинается по новой. Начальство с претензиями, сослуживцы с подколками и никаких отпусков… ну да, какой же у бога может быть отпуск… Ладно, ради коллег я согласен надеть галстук. И не более того!
-- Ками в галстуке – это немыслимо. – Глаза Ди откровенно смеются. – И наши коллеги, безусловно, потеряют дар речи. Но… если вдуматься, им полезно немного помолчать.
Он кладет руки на плечи Леона и смотрит ему в глаза.
-- Ради такого зрелища я сам буду завязывать вам галстук.
-- А ты умеешь?
-- Но ведь ты научишь меня, правда?
Оказывается, счастье бывает и таким – поутру повязывать галстук ками оборотней. Недавнему человеку. Дорогому детективу. Леону Оркотту. Боги не должны любить людей. Их любовь убивает смертных. Когда-то об этом знали даже европейские варвары – они еще помнили, как сгорела Семела, когда Зевс явил ей себя во всем блеске своего могущества. Это случилось бы и без ее необдуманной просьбы – потому что долго сдержать натуру невозможно. Именно поэтому Ди менял города, как изношенную одежду – чтобы уйти от привязанностей. Чтобы не позволить им стать любовью. Он не может испытывать человеческих чувств – только божественные, а они убивают людей. Он не хотел убивать Леона Оркотта. А теперь уже и не убьет. Потому что Леон Оркотт – голос и воплощение тех, кого люди называют оборотнями, ками Двуединых. Яростный, нелепый, честный, храбрый, непрошибаемо упрямый, восхитительный, опрометчивый, способный парой слов довести до белого каления, сердечный, добрый, великодушный. Единственный на целом свете. Леон Оркотт.
И Ди будет повязывать ему галстук каждое утро.
В конце концов, двое ками тоже имеют право на простое человеческое счастье.
URL записипейринг: Ди + Леон
рейтинг: от G до PG-13
Ситуация 9: в процессе поиска Ди Леон стал оборотнем, и Ди находит его сам, помогая освоиться с этим новым состоянием
читать дальшеTIGER, TIGER, BURNING BRIGHT
Нельзя сказать, что в знаменитый Тигриный монастырь Леона Оркотта занесла нелегкая. Нет, он отправился туда по своей доброй воле. И не наобум отправился, а после долгих размышлений. В конце концов, детектив должен уметь и размышлять, а не только бегать. Леон уже набегался – Токио, Мадрид, Бухарест, Дели, Копенгаген, Шанхай, Ливерпуль… сколько можно нестись опрометью, как ослик за морковкой! Пора уже остановиться, перевести дух и припомнить, что гоняться за преступником – удел неудачников, а истинные профессионалы подкарауливают объект, зная заранее, куда он придет. Не плетутся у событий в хвосте, а упреждают их, оказываясь на шаг впереди. Кто ты, Леон Оркотт – неудачник или профессионал?
Легко сказать – просчитай противника! Но как можно просчитать графа Ди? Как вычислить божество? Как остановить волну? Как поймать ветер?
Волна разбивается о скалу. Ветер стихает в лесу. Ни вода, ни ветер не свободны. Река течет по руслу, детектив – так не гоняйся за волной, а встань у устья, и волна сама придет к тебе. Еще как придет, куда ж ей деться – вспять ведь не потечет! Твою волну зовут граф Ди. Воплощение тех, кого невозможно увидеть. Голос тех, кого невозможно услышать. Вся тяжесть утраченного планетой Земля. Что ты ищешь в больших городах, Леон Оркотт, ищешь и не можешь найти? Магазинчик графа Ди? Как интересно. Тебе что нужно, собственно – магазин или Ди? Ах, все-таки Ди? Так зачем ты ищешь магазин? Зачем хватаешься за города, словно за рукоять «однорукого бандита» – надеешься, что на этот раз сумеешь дернуть правильно, пирожные выстроятся в ряд, и автомат выплюнет тебе в лоток искомый магазинчик? Ах, все-таки нет? Тогда забудь о городах, Леон. Ищи устье реки. Ищи, где мелькнет хотя бы тень тех, кого невозможно увидеть, где послышится эхо голосов, которые невозможно услышать. Ди придет туда сам.
И потому Леон не мог не обратить внимание на сенсацию. Газеты и телевидение аж захлебывались – в широко известном Тигрином монастыре невесть откуда приблудился совершенно посторонний тигр, да вдобавок еще и уссурийский, хотя взяться ему там среди индонезийских и бенгальских вроде бы неоткуда. То есть это поначалу тигра посчитали уссурийским. Потом кто-то заметил, что жировой прослойки на брюхе нету, а полосы необычно длинные и скорее коричневые, нежели черные. По всем приметам выходило, что тигр не уссурийский даже, а закавказский. Если учесть, что последнего закавказского тигра видели живьем в 1957 году, ничего удивительного, что пресса уже не захлебывалась, а прямо-таки икала и взвизгивала. И уж совсем неудивительно, что Леон Оркотт взял билет на первый же самолет в Таиланд.
Леон ожидал увидеть наплыв туристов. И комариную тучу репортеров, готовых облепить любую новость – тоже. А вот чего он не ожидал, так это полицейских вертолетов. И полицейских автомобилей. И оцепления. И ярко-алой крови на рыжем боку тигра.
Сирены, мигалки, фотовспышки, гомон, вопли…
Двое жилистых полицейских сосредоточенно оттесняли толпу от тощего субъекта с сердитым лицом резиновой обезьянки. Тощий потрясал скованными руками и что-то выкрикивал сорванным высоким голосом. Репортеры старались пропихнуть микрофоны к нему поближе, отталкивая друг друга, а в двух шагах от этого столпотворения широкоплечий парень с профессиональной белозубой улыбкой, живущей как бы своей, независимой от остального лица, жизнью, вещал в объектив:
-- Итак, убийца тигра Прасат Ративатана сделал заявление для прессы. Он говорит, что убил не тигра, а оборотня, и теперь ему все равно, что с ним будет, потому что он исполнил то, что должен. Он говорит, что это последний оборотень в данной местности, и он взял на себя убийство оборотня, потому что закон бездействовал, хотя он, Прасат, неоднократно обращался в полицию с просьбой уничтожить оборотня. Прасат Ративатана шел следом за оборотнем в течение долгих дней, выслеживая его, и наконец настиг в окрестностях Тигриного монастыря. С вами был Ноэль Вест, специальный корреспондент Си-Эн-Эн в Бангкоке.
Ты опоздал, Леон Оркотт.
Спешить больше некуда. Ты безнадежно, непоправимо опоздал. Ди не придет сюда. Ему больше незачем приходить. Дерганый фанатик выстрелил в чудо и убил его. Это был последний закавказский тигр. Он возник из небытия – и ушел в небытие, а ты опоздал. Тебе нечего больше делать здесь. Так почему ты не уходишь прочь, Леон Оркотт? Почему тебе чудится, что ты должен быть здесь? Что изменится, если ты будешь тут торчать, как дорожный указатель? И откуда этот едкий, как мыло, привкус вины? Разве ты мог бы что-то изменить?
Почему ты здесь, Леон Оркотт? Почему ты все еще здесь? Почему ты не можешь уйти?
Леон подошел к оцеплению, быстро показал одному из полицейских свой старый значок – мол, пропусти зарубежного коллегу – и поднырнул под ленту. Главное, вести себя так, будто имеешь право – и никто тебя не прогонит. А Леон не может позволить прогнать себя. Он должен увидеть…
Увидеть залитый кровью рыжий мех. Огромное тело зверя, рухнувшее в прыжке наземь, распростертое в траве. Его пасть, даже не открытую – распяленную последним рычанием.
Его глаза.
Когда-то Леон был скептиком и из сверхъестественного верил разве что в закон, справедливость и Санта-Клауса – впрочем, в Санта-Клауса он перестал верить лет с шести. Но после воздушного корабля привычный мир рухнул, похоронив под своими обломками того Оркотта, который не верил в чудеса -- или, точнее говоря, почти насильно заставлял себя не верить. К тому, прежнему Леону не было возврата, не могло быть. Однако даже тот напрочь позабытый Леон поверил бы, что никакой это не тигр, а самый настоящий оборотень, едва заглянув ему в глаза. А Оркотт нынешний не имел сомнений и вовсе.
Он приопустился на одно колено, нагнулся и заглянул в глаза тигра.
И неизбывная горечь правды хлынула в него.
Не зверь и не человек смотрел на него из угасающей вселенной двойного разума. Лютая бесслезная тоска, боль, для которой нет ни слов, ни стона. Кто я, скажи? Не знаешь? Где на этом свете есть место для меня? Для таких, как я, нет места ни на земле, ни на небе – я житель горизонта, я живу на этой незримой черте, разделяющей миры, но я никогда не вернусь домой, у меня нет больше дома, потому что меня больше нет, я не вернусь на горизонт, там теперь пусто, там никого нет, я был последним, встрепанный дурак в наручниках прав, я последний…
Последний.
Словно во сне, когда уверенность в своей правоте незыблема, Леон протянул руку и положил ее на клык.
И пасть сомкнулась.
Потом была раздирающая боль, совсем иная, чем от ножа или пули. Новые вопли, вспышки и мигалки. Много охов, ахов и ругани. Крики и злобный бухтеж – мол, наглые американцы до того уже обнаглели, что в своей наглости до того дошли, чтобы к умирающим тиграм в пасть нагло совать свои наглые лапы – можно подумать, их американский консул их защитит. Леон не обращал внимания. Спокойно и отрешенно он выслушивал обвинения и вопросы. Да, его имя Леон Оркотт. Да, турист. Нет, не пьян. Нет, не сумасшедший. Нет, наркотиков не употребляет. Да, он сунул руку к тигру в пасть. Нет, он не может внятно сказать, почему и зачем. Да, вероятно на него подействовала окружающая обстановка. Да, он согласен, чтобы ему вычистили рану и сделали перевязку, спасибо. Да, он понимает, что ему следует сделать укол противостолбнячной сыворотки, большое спасибо. Да, безусловно, и антибиотики тоже, спасибо. Нет, он не поедет в больницу. Нет, спасибо, он не поедет в больницу. Да, он понимает. Нет, он не поедет. Да, он готов подписать отказ от дальнейшего лечения. Нет, он не поедет. Нет, он не будет давать интервью. Нет, показания давать он тоже не будет. Нет, он не совершил ничего противоправного. Нет, дать он может только в морду особо наглому репортеру – кто первый желает? Нет, он не поедет в больницу…
Меньше всего Леон желал очутиться в больнице. Потому что если он прав, лучше ему с наступлением темноты оказаться подальше от людей.
А он был прав, и с каждой минутой убеждался в этом все сильнее. Боль в руке унялась сравнительно быстро, хотя кололи ему только антибиотики и сыворотку, но не анальгетики. Едва удрав подальше, едва оставшись в одиночестве, Леон содрал повязку – и почти не удивился, увидев на месте укуса гладкий белый шрам, вокруг которого неуместно торчали остатки кетгута. Снять швы, имея в своем распоряжении только нож и левую руку – адская работа, у Леона ушло на нее почти полчаса и сотни две особо крепких ругательств. Под конец он был мокрым от пота, хоть выжимай. И не только потому, что это больно. Жара тут тоже ни при чем. Он ее и не чувствует почти. Что ему жара, когда во всем его теле то там, то тут мышцы то и дело сводит и мелко подергивает! Разве мускулы спины могут гримасничать? Могут, оказывается, и еще как! Тело просто-напросто отказывается повиноваться, оно бунтует – и его нельзя за это винить. В конце концов, оно привыкло, что по жилам течет кровь. А сейчас ощущение такое, словно по ним струится жаркий сухой песок, обдирая их изнутри. И это почти не больно – в обычном смысле слова. Это всего лишь невыносимо. Так невыносимо, что наизнанку бы вывернуться, только бы утишить мучительную странность, заглушить ее хотя бы даже и болью.
И боль приходит.
Долгожданная, спасительная.
Ноги подламываются, и Леон падает в траву плашмя, рыча от гнева, и царапает землю, оставляя глубокие борозды когтями, и бьет хвостом, и не понимает, не может понять, что это пахнет так пьяняще остро, так горячо, так прохладно, так одуряющее сильно, что это, что с ним, почему он не может встать, он ну никак не может встать, не может выпрямиться, не может идти, чепуха какая, он ведь умеет ходить, это так просто – нужно всего лишь переставлять ноги, сперва правую, а потом левую. Он переставляет ноги, сперва правую, а потом левую, и почему-то падает, неловко падает мордой вперед, навалившись на передние ноги… правильно, они ведь тоже нужны для ходьбы, вот только тело об этом пока не знает, оно еще не выучило урока ходьбы на четырех лапах. Так ходят котята, делающие свои первые шаги – путаясь в лапах, шлепаясь на задницу… нет, Леон Оркотт не котенок, но и он еще не умеет, и сил научиться у него нет, у него вообще ни на что сил нет, он голоден, как никогда в жизни, он даже не представлял себе, что может существовать такой голод, что от голода можно умирать, знал умом, но не представлял, а теперь голодная смерть приблизилась к нему вплотную – врешь, не поддамся, дойду, вот этими вот неуклюжими шагами – дойду! Запах воды зовет и обещает – там можно не только утолить жажду, там можно попытаться поохотиться… ну, или хотя бы лягушек наловить. Жаль, что Леон не французский тигр, ему бы лягушки понравились, вот только французских тигров почему-то не бывает. И оборотней не бывает. А Леон Оркотт есть. И будет. Это я – Леон Оркотт.
Леон поднимает голову, и на три километра вокруг замирает всякий зверь, слыша раскатистое рычание:
-- Ор-р-рр-рр-ркотт!
Утро застигает его упавшим на тропе к водопою – все в том же тигрином теле. Он сейчас встанет. Сейчас. Встанет и пойдет.
Глаза открываются сами, когда соблазнительный запах еды достигает его ноздрей.
Огромная миска, до краев полная еды. Леон знает, что это такое – кошачий корм, точно. Вот тебе и раз! Конечно, тигр тоже кошка – но разве тигров этим кормят? Здесь – кормят. Кошачьим кормом и вареной курицей – чтобы вкус и запах крови не вызывал мыслей о еде. Ну да, лучше бы это была курица – все-таки вареная, привычнее как-то, но… не привередничай, Леон – кто еще ночью был готов лягушек жрать? И вообще – скажи спасибо, что здешние монахи не читали «Винни-Пуха». Не то пришлось бы тебе лакать рыбий жир и пытаться рычанием объяснять, что тигры этого не любят.
Кошачий корм, оказывается, превкусная штука! Особенно когда его много. Сытость разливается по телу блаженной истомой. Хочется закрыть глаза и уснуть. Тигр и заснул бы – но в нем просыпается полицейский. Он-то знает, что истома эта не имеет ничего общего с насыщением.
Наркотики, вот же черт! Ну как не повезло! А что, все логично – дикий приблудный тигр, надо как-то его успокоить, чтобы посмирнее был. Конечно же, ему подсыпали наркоту. Интересно, а остальные здешние тигры тоже под балдой ходят? Очень даже может быть. Уж больно они тихие.
Теперь понятно, как тощий Прасат сумел убить оборотня. Тот просто-напросто наелся наркоты и не смог заметить опасность. Не был он полицейским, что ж поделать. А Леон Оркотт – был!
Он был полицейским, и теперь он мотает башкой и пятится, один прыжок – и миска с едой остается позади, и Леон бежит прочь, откуда только силы взялись, бежит, снова то и дело спотыкаясь, останавливается и снова трясет головой, стараясь вытрясти соблазнительный запах еды из мыслей.
Весь день он проводит, затаившись в зарослях, вновь изнывая от голода. Он все еще слишком слаб, чтобы охотиться. Остаются, очевидно, лягушки и прочая мелкая живность. Зато лягушки хотя бы лысые. Мохнатую добычу Леон есть как-то еще не готов – шерсть во рту, бррр… то есть, конечно, в пасти, но все равно – бррр!
Ночью он выходит из укрытия. Он снова идет к воде – надо напиться и попробовать все-таки кого-то поймать.
Небольшой водопад встречает его серебряным гулом. Этот гул съедает все звуки, и Леон не слышит шагов. Он успевает уловить только запах, несколько запахов, и один из них ему странно знаком. А потом в его бок вонзается шприц-дротик. Миорелаксанты и снотворные. Его все-таки подстерегли.
Ты неудачник, Леон. Ты опять дал себя подстрелить. Каким недотепой был, таким и остался, хоть в человеческом облике, хоть в тигрином. Какими глазами ты посмотришь на том свете на давешнего тигра? Он думал, что ты займешь его место – но горизонт останется пустым. И Ди не придет. Просто ты прибавишь еще сотни три килограмм своего тигриного веса к тяжести утраченного планетой Земля. Да, Ди, именно так – я сдохну, а ты будешь моим голосом, вот только меня это вряд ли утешит и уж точно не оправдает…
Тело не слушается, оно слишком тяжелое, чтобы поднять себя и идти, оно валится на тропу, гулкая чернота сдавливает голову, и сквозь нее еле доносится смутно памятный голос:
-- Я забираю его. Немедленно.
В себя Леон пришел под хорошо знакомый звук. Рев самолетных моторов на взлете. Ну-ну. Странные у тебя глюки, детектив. Нажрался кошачьей еды с наркотой, дал себя подстрелить и накачать опять же какими-то обдолбантами, а теперь тебе в джунглях Таиланда самолеты мерещатся?
Но самолет был самым что ни на есть настоящим. И клетка – тоже. И две миски, с водой и с мясом – тоже.
А возле клетки, держась за ее прутья узкими пальцами, сидел абсолютно настоящий граф Ди. Настолько настоящий, что Леон мигом позабыл и о клетке, и даже о еде. Он только и мог, что уставиться на Ди в безмолвном изумлении. Слишком долго он искал Ди, слишком долго гнался – и теперь, когда его поиски прекратились так внезапно, он все еще бежал внутри себя за тем, чей запах он вдыхал сейчас всем своим существом. Запах его тела, одежды, волос, запах его улыбки…
-- Вы арестованы, мой дорогой детектив, -- улыбнулся Ди.
Леон недовольно взрыкнул. Нет, ну вот что за несправедливость! Сколько раз он мечтал сказать Ди именно эти слова – «вы арестованы» – а что в итоге? И все ему насмешки… ну, погоди, доберусь я до тебя!
-- Вы совершенно не меняетесь, детектив, -- усмехнулся Ди. – Настолько, что это даже удивительно. Возможно, почти божественно. Однако мы еще успеем об этом поговорить. А сейчас – ешьте. Не бойтесь, в эту еду ничего не подмешано. Ешьте. Немедленно.
Леон склонил голову чуть набок, пристально глядя на Ди.
-- Ешьте, -- властно повторил граф. – И слушайте меня внимательно. Вы пока еще не умеете контролировать превращение. Я вас научу. Когда мы доберемся до моего магазинчика, я верну вам человеческий облик. Потом я вас научу менять обличье по желанию, а пока запоминайте. Оборот отнимает энергию, и к тому же тигр весит больше человека – откуда-то ведь должна браться эта лишняя масса. Энергия может превращаться в материю – но много ли ее после этого остается? Поэтому никогда не превращайтесь в тигра натощак. И подкрепляйтесь сразу же после преображения. Возвращение в человеческий облик, напротив, вернет вам энергию, преобразуя в нее лишние килограммы тигриного тела. У вервольфов, кстати, все наоборот, и по той же причине – волк в среднем весит все-таки меньше человека, поэтому, став волком, оборотень стазу чувствует себя сильнее, а вот возвращение в человеческое тело влечет за собой упадок сил. Это вызывает соблазн остаться в звериной форме навсегда, но вам он не грозит… о, вы уже доели? Вот и прекрасно!
Действительно, пока Ди разглагольствовал, Леон, сам того не заметив, уплел все подчистую.
- Теперь я могу надеяться, что вы не умрете от истощения, мой дорогой детектив. Не тревожьтесь, скоро вы вернете себе привычный вид.
Леон сыто фыркнул, закрыл глаза и не открывал их, пока длился полет, пока самолет приземлялся, пока Ди и его живой груз проходили положенные формальности. И лишь когда запахи магазинчика окутали его, Леон поднял веки. Да, это именно магазинчик Ди, тот самый – хотя и пахнет иначе. Нет, не потому, что за минувшие годы что-то изменилось. Просто запомнил эти запахи человек, а обоняет их сейчас тигр. Неужели Леон, став человеком, забудет запахи, внятные тигру? Ведь человек не понимает их, а можно ли запомнить непонятное?
-- Вы задумались, детектив? – тихий голос Ди, казалось, обволакивал тигра со всех сторон. – Воля ваша. Но в таком случае позвольте мне сначала вернуть вас в более подходящее для раздумий тело.
Руки Ди легли на виски тигра.
-- Смотрите мне в глаза, мистер Оркотт.
Отчего бы и не посмотреть? Ты ведь так мечтал об этом, Леон – в глаза этому поганцу беглому посмотреть. И сказать ему, что он…
Вселенная взрывается болью – невыразимой, неназываемой, для этой боли нет названия ни на одном из человеческих языков. И Леон глухо стонет, прижимая руки Ди к своим вискам еще сильнее, чтобы хоть немного унять ее.
-- Успокойтесь, мой дорогой детектив. Сейчас вам станет легче. Это только поначалу так ужасно. Когда вы научитесь, больно не будет.
Можно подумать, сейчас от этого легче.
Леона бьет ледяная дрожь, и он старается сцепить зубы, чтобы не стучали. Детектив с лязгающими зубами, то-то радости!
-- Накиньте это. Прошу вас.
Чеонгсам графа делает вид Леона окончательно идиотским. Он узок Леону, особенно в плечах, и короток. Голые длинные ноги торчат наружу, делая Леона похожим на какую-то голенастую птицу. И руки торчат наружу из рукавов почти по локоть. Они выглядят нелепыми, незнакомыми, чужими, за двое суток Леон почти разучился ими пользоваться, и он едва не роняет чашку с дымящимся ароматным чаем.
-- Пейте, Леон.
Леон хочет было возразить, но почему-то покорно глотает приторную гадость. То есть он раньше считал, что это гадость. А сейчас чай, доведенный Ди по его всегдашнему обыкновению почти до состояния сиропа, имеет божественный вкус. Он хмелит, как виски, подкрепляет, как пиво, и освежает, как ледяной мохито. Леон с блаженным стоном опустошает кружку в три огромных глотка и моляще выдыхает:
-- Еще можно?
-- Нет, -- усмехается Ди. – Не можно, а нужно.
И в руки Леона ложится еще одна кружка.
-- Странно, -- произносит Леон, расправившись со второй порцией чая. – Никогда не любил приторного…
-- Ничего странного, -- пожимает плечом Ди. – После оборота вам нужен сахар. Это своего рода «быстрая энергия». Только не забывайте есть побольше продуктов, богатых витаминами группы В, чтобы его уравновесить.
-- Рациональная диета для оборотня, да? Благодарствую за заботу! Я тебе что, морская свинка? Хомяк? – взрывается Леон. – Новая зверюшка в твоем магазине? И кому ты меня продашь?
-- Ну что вы, мой дорогой детектив. Какая же вы морская свинка или хомяк, помилуйте! Вы – тигр. И я ни за что с вами больше не расстанусь.
И в его голосе – впервые за все время, что они знакомы – звучит такая неподдельная искренность, что на мгновение Леон даже теряется. Но только на мгновение.
-- Что, соскучился без меня? – ядовито спрашивает он. – Некого было дураком выставлять?
Ди вздыхает.
-- Вообще-то, дорогой детектив, это не моя, а исключительно ваша заслуга. У вас просто редкостный талант попадать в различные истории. Вот хотя бы сейчас – ну как вас угораздило?
Леон останавливается и смотрит на него долгим неверящим взглядом.
-- Как меня угораздило? – медленно переспрашивает он ласковым опасным голосом.
-- Да, -- невозмутимо подтверждает Ди. – Именно. Почему вы это сделали?
-- Потому что он был последний, -- жестко отвечает Леон.
И теперь уже Ди в свой черед замирает, изумленно глядя на Леона и позабыв не только как улыбаться, но даже, кажется, и как дышать.
-- Он был последний! – кричит Леон. – Понимаешь, последний! Один он был! Совсем один! И никто ему не помог – слышишь, ты! Никто! Как меня угораздило? Нет – это ты где шлялся?! Где тебя носило, ками драный, а? Он шел за помощью, и никто ему не помог, никто! Ты не пришел, и он погиб, и никто его не спас! Почему ты не пришел к нему? Почему оставил умирать? Ну, наплевать тебе на людей, ладно, допустим – но он-то не человек! Почему ты не пришел? Да кто ты такой после этого?! Воплощение тех, кого невозможно увидеть? Голос тех, кого невозможно услышать? Да?! Черта с два, Ди – ты его бросил! Это я – его голос и воплощение! Я – а не ты! Так и запомни!
Он заставляет себя замолчать, потому что понимает, что еще мгновение, и он сорвется не просто на крик, а на что-то жуткое, невообразимое, он силком отправляет вглубь уже клубящееся в глотке рычание и отворачивается, чтобы не смотреть на мерзавца Ди – и потому не видит, как Ди улыбается, не видит, сколько рвущей душу нежности в его улыбке, сколько надежды и робкого пока еще счастья.
-- Вы меня удивляете, мой дорогой детектив, -- тихо произносит он. – Из всех способов стать божеством вы избрали самый занятный. Впрочем, это вполне в вашем духе… Леон.
Оркотт мгновенно оборачивается.
-- Стать КЕМ? – с трудом выталкивает он из себя.
-- Божеством, -- улыбается Ди. – Ками. Я и в самом деле опоздал. Но вы отлично заменили меня. Теперь у оборотней есть свой ками. Это вы, Леон.
Новоиспеченный бог потрясенно выдыхает и садится мимо стула.
-- И что теперь? – растерянно произносит он. – Мои мохнатые подопечные будут мне молиться и приносить мне в жертву охотничью добычу? Так, что ли?
Ди от души хохочет.
-- Ну, это навряд ли. Разве что вы очень захотите.
-- Не захочу, -- бурчит Леон, чувствуя, что у него горят уши. Ну вот, опять выставил себя невесть кем, опять чушь спорол, да что же это такое…
-- Быть ками не слишком-то легко, -- говорит Ди, протягивая Леону руку и помогая подняться с пола. – Но я вас научу. С вашим чувством ответственности и желанием защитить и спасти у вас отлично все получится. Только надо будет привести вас в достойный вид.
-- Достойный вид – это как у тебя? – возмущенно интересуется Леон. – Да ни за что! В жизни ничего подобного не носил – и не собираюсь.
-- А что собираетесь? Леон, ками в джинсах – это немыслимо. Наши коллеги просто дар речи потеряют, ручаюсь.
-- Так… чует мое сердце, опять все начинается по новой. Начальство с претензиями, сослуживцы с подколками и никаких отпусков… ну да, какой же у бога может быть отпуск… Ладно, ради коллег я согласен надеть галстук. И не более того!
-- Ками в галстуке – это немыслимо. – Глаза Ди откровенно смеются. – И наши коллеги, безусловно, потеряют дар речи. Но… если вдуматься, им полезно немного помолчать.
Он кладет руки на плечи Леона и смотрит ему в глаза.
-- Ради такого зрелища я сам буду завязывать вам галстук.
-- А ты умеешь?
-- Но ведь ты научишь меня, правда?
Оказывается, счастье бывает и таким – поутру повязывать галстук ками оборотней. Недавнему человеку. Дорогому детективу. Леону Оркотту. Боги не должны любить людей. Их любовь убивает смертных. Когда-то об этом знали даже европейские варвары – они еще помнили, как сгорела Семела, когда Зевс явил ей себя во всем блеске своего могущества. Это случилось бы и без ее необдуманной просьбы – потому что долго сдержать натуру невозможно. Именно поэтому Ди менял города, как изношенную одежду – чтобы уйти от привязанностей. Чтобы не позволить им стать любовью. Он не может испытывать человеческих чувств – только божественные, а они убивают людей. Он не хотел убивать Леона Оркотта. А теперь уже и не убьет. Потому что Леон Оркотт – голос и воплощение тех, кого люди называют оборотнями, ками Двуединых. Яростный, нелепый, честный, храбрый, непрошибаемо упрямый, восхитительный, опрометчивый, способный парой слов довести до белого каления, сердечный, добрый, великодушный. Единственный на целом свете. Леон Оркотт.
И Ди будет повязывать ему галстук каждое утро.
В конце концов, двое ками тоже имеют право на простое человеческое счастье.
Фест по ПСоХу внезапно, но очень приятно, порадовал с утра.
28.03.2013 в 01:15
Пишет ~Маньяк:Перестрелка, маньяк, ситуация 9.
9. В процессе поиска Ди Леон стал оборотнем и Ди находит его сам, помогая освоиться с этим новым состоянием
Персонажи: Джил, Леон/Ди
Рейтинг: PG-13
Жертва - ангст\романс.
читать дальше
Звонок разбудил Джилл среди ночи. После тяжелой смены ей бесконечно сильно хотелось спать, но рука потянулась к трубке на автомате. Офицерам полиции не звонят просто так.
- Слушаю?
- Привет, Джил? У вас там ночь, да? Прости, что разбудил, - голос с трудом пробивался сквозь чудовищные помехи и искажался до синтетического скрипа, лишь отдаленно напоминающего человеческую речь.
- Оркотт?! – Джил вскочила с кровати, больно ударившись коленом о пузатую низкую тумбу. Леон не давал о себе знать девятнадцать месяцев. Поговаривали, что где-то в непроходимых джунглях Амазонки его сожрала гигантская анаконда. Слухам Джил не верила ни на йоту. Но время шло, а от Леона не поступало вестей, она не знала, что думать.
- Ага, давненько меня не называли по фамилии, - паршивая связь вывернула смешок в зловещее скрежетание. Но Джил вдоль и поперек знала проблемного напарника, Леон не смог бы ее обмануть, даже если бы выстукивал сообщение азбукой Морзе. – Я еду в ЛА.
- Ты нашел Ди? – Джил насторожилась, Леон казался ей взвинченным, готовым к рискованной авантюре. Нервное напряжение лилось из телефонной трубки невидимой липкой жижей. А между словами сквозили отчаянье и усталость. Джил про себя взмолилась всем известным богам, чтобы Леон не сказал «да».
- Нет. Я его не нашел, - Леон замолчал, будто запнулся о свою неудачу и не хотел ее признавать. – Похоже, что его невозможно найти.
- Ты сдаешься? – Джил не верила в их разговор. Это же Леон, он не сдается, а прет напролом, пока не разобьет обстоятельства и преграды. Что же сделало с ним путешествие, если гордый самодур Оркотт решил вернуться?
- А? Нет, ты же знаешь, Джил, я не умею сдаваться, - Джил расслышала в голосе Леона улыбку и улыбнулась в ответ. Это хорошо, что в Лос-Анджелесе была ночь. В темноте было проще. Джил запрокинула голову, часто моргала и пыталась не выдать себя всхлипом в трубку. А Леон продолжал говорить. – Я нашел другой способ. Это какая-то китайская или еще чья мудрость, не помню точно. Но суть в том, что если не можешь поймать дичь, оставь приманку, чтобы она сама пришла к тебе.
- Это очень опасно? – Джил расхотелось плакать. А руки сами потянулись к табельному оружию. Больше всего она жалела, что рисковать Леон будет в одиночку.
- Есть немного, - лениво отозвался он, подтверждая худшие опасения. – Я, это, если получится, загляну к тебе, хорошо?
- Только посмей не заглянуть! - ответила Джил.
Ей хотелось сказать другое: «Получится – значит, если выживешь, да? Не дури, парень, Ди этого не стоит!» Но переубедить Леона мог только граф. Вместо этого Джил вытянулась в струну, как на парадном построении, и еще долго слушала доносящиеся из трубки короткие гудки. В ту ночь она искренне ненавидела телефоны и графа Ди.
Прошел почти месяц. Джил ходила на службу, покупала в круглосуточном супермаркете замороженную картошку фри, сигареты и пиво, не выключала телефон, не ходила после работы выпить с коллегами или друзьями, но Леон не объявился. Когда в холодильнике закончилось место, и встал выбор, что выкинуть, обезжиренный йогурт или пиво, Джил позвонила Стивенсону. По службе они общались не много. Леон недолюбливал Теда за отца в управлении, громко возмущался, когда тот пытался заговорить с Джил, и умудрился запугать парня так, что он обходил их столы по широкой дуге. Удивительно, но и после отъезда Леона Стивенсон не стал смелее.
Джил сгрузила ему все пиво и половину картошки. Тед мялся на пороге, хотел что-то сказать, но под ее тяжелым взглядом сдулся, ушел восвояси. Джил весь вечер смотрела популярные шоу по ТВ.
Леон объявился спустя три ночи. Джил чуть не поседела, когда ближе к утру кто-то забарабанил во входную дверь. Она метнулась за пистолетом, но случайно зацепилась взглядом за телефон и вспомнила ночной разговор. В голове что-то щелкнула, и Джил побежала к двери. Она не сразу смогла отпереть замок, руки дрожали, а в голове застряла только одна мысль – Леон за дверью.
Джил не ошиблась. Из тускло освещенного коридора к ней ввалился помятый, грязный как черт, Леон. На его лице застыло выражение шальной радости, глаза блестели, как у подростка под кислотой, и Джил подумала, что он снова нагнул обстоятельства, как делал это всегда.
Но тут Леон покачнулся, закрыл глаза и упал ей под ноги. В квартире запахло кровью, на кремовом коврике расползлись темные пятна.
Джил чувствовала себя подпольным хирургом и героиней проходного блокбастера в одном лице. Она еле смогла затащить бывшего напарника на диван, забыла запереть дверь и вспомнила о ней, только взявшись резать на Леоне окровавленную футболку. Заголовки газет были бы замечательные – офицера полиции застали за… - за чем именно Джил не придумала, она взяла себя в руки, проверила коридор и заперла дверь. Руки перестали дрожать, когда она распорола мокрую, прилипшую к боку Леона футболку.
- Твою мать! Куда же ты влез, дурак? – шептала Джил, промывая здоровенную рваную рану в районе печени. Было похоже, что Леона потрепало животное. Джил припомнила целую коробку рапортов о загадочных смертях, что после ухода детектива Оркотта перекочевала в архив. – Дерьмовый был план, напарник.
Джил не стала звонить в больницу и вызывать парамедиков. От Леона разило незаконными делами. Этот запах без запаха, знал любой коп с хорошей интуицией. Леон не раз шел по нему, как ищейка, вопреки уликам и распоряжениям начальства. А теперь преступлением пах он сам.
В шкафу над раковиной была початая бутылка виски. Его подарил один благодарный свидетель. Парень клялся, что виски хороший, но Джил не понравился. Зато для обработки иглы и шелковых ниток, прощай дорогущая перламутровая блузка из бутика, сгодился отменно. Леон никак не реагировал, пока Джил заливала выпивкой рану, не пришел в себя, когда она осторожно сшивала рваные края мелкими аккуратными стежками. Леон вообще не был особенно похож на живого. Но он дышал, и Джил продолжала латать его, как прохудившийся плед.
Утром Джил пошла на работу. Леон так и не пришел в себя с ночи, сопел и болезненно хмурился, иногда тихо стонал, помочь с заметанием улик он не мог. По дороге в участок Джил завернула на свалку и скинула к кучам одинаковых черных мусорных пакетов еще один - с кусками окровавленной одежды и безвозвратно испорченным ковриком.
Весь день она ждала звонка от владельца дома, обнаружившего в ее квартире труп, и ареста, но ничего подобного не случилось. Под вечер к ее столу подошел Стивенсон и молча положил на папки с делами стаканчик кофе из Старбакса и плитку бельгийского шоколада. Джил хотела сказать, что ненавидит сладкое, но передумала, вспомнив, что ничего не ела со вчерашнего дня.
Шоколад оказался приторно сладким, и, как любая сласть, напомнил о магазинчике графа. Джил заставила себя дожевать плитку, запила ее большим карамельный капучино, а потом проглотила чашку мерзкого американо из автомата, чтобы перебить вкус. Она разлюбила сладкое, когда Леон уехал.
Дома Джил мог встретить в лучшем случает тяжело больной, в более вероятном - покойник. Но Леон нашелся в кухне, бодрый и удивительно посвежевший. С выгоревших волос капала вода, оставляя на майке бывшего парня Джил темные пятна, чисто вымытый Леон мало напоминал раненого бродягу из прошлой ночи. Он повернулся к Джил и широко улыбнулся, виновато опуская глаза. Леон любил построить из себя милого мальчика, когда нуждался в помощи.
- Я не вызову копов, если ты об этом. Только, будь любезен, расскажи, во что влез, - Джил хотелось обнять непутевого гостя, но пока тот чувствовал себя виноватым, надо было давить. – Рассказывай очень подробно, Оркотт, так, чтобы у меня не осталось вопросов. И вернись на диван, пока не разошлись швы.
Джил оглядела Леона с ног до головы, прикидывая, когда он снова свалится в обморок. Но по всему выходило, что вырубаться он не собирался, да и выглядел в целом здоровым. Невероятно для человека со здоровенной раной на боку.
- Не разойдутся, - отмахнулся Леон. Он нехотя задрал майку, показывая совершенно здоровый, без единого следа на загорелой коже, бок. – У меня все получилось, Джил!
Видимо, Леон до конца не верил в свою затею, и не мог быстро переварить ее успех. Джил с трудом подавила лезущую на лицо улыбку. Босой и растрепанный Леон на ее кухне был очень похож на себя в первый год работы в полиции, столько энтузиазма и решительности Джил больше ни у кого не видела.
- Подробности, Леон, - напомнила она, подходя к столу. С одинаковыми чашками в доме как-то не сложилось. Единственный, подаренный теткой на новоселье, набор, Джил перебила и решила покупать что попроще, смешные кружки на распродажах. Леону досталась со щитом капитана Америки, а себе Джил взяла любимую матово-черную, с надписью «Многие пили из этой кружки, некоторые до сих пор живы». Чая у нее тоже не было. Джил насыпала в кружки быстрорастворимого кофе и залила водой. – Я слушаю.
- Знаешь, я мотался по свету, отставая от Ди на какие-то пару дней, а то и часов, и никак не мог вывести счет в свою пользу. Не представляешь, как это бесит. В Сакраменто я чуть не бросил поиски, напился до беспамятства. А когда проспался, подумал. Ди – костная фашистская скотина по отношению к людям. Его так дед воспитал, а деда его дед и так далее. Это что-то вроде семейного культа, не приближайся к людям, ненавидь людей. Не позволят мне его догнать, – Леон уселся за стол, откинулся на спинку стула и задумчиво почесал затылок. – А будь я не человеком, никаких проблем. Не людям род Ди обязан помогать. Он бы, хочешь-не хочешь, сам ко мне пришел.
- И? – смотреть на смущенно опустившего глаза Леон было забавно. У него покраснели уши и кончик носа. Плечи ссутулились, как у подростка, заливающего, что порножурнал не его. Но, как бы Джил ни нравилось зрелище, узнать всю историю ей хотелось сильнее.
- И я решил стать каким-нибудь монстром. Знаю, ты думаешь, что я идиот, я и сам так думаю. Но другого способа добраться до Ди нет. А мне все равно кем быть, лишь бы найти его, - густой румянец залил не только лицо, но и плечи Леона. – В общем, я начал искать, в кого может превратиться человек. И знаешь, вариантов не так много. Чтобы стать Вендиго, надо лет пятьдесят людей пожирать, а это не по мне. Становиться вампиром тоже не хотелось. Остались оборотни.
- Если большой страшный волк с красными глазами укусит тебя в полнолуние, ты сам станешь волком, что-то вроде этого? – Джил указала глазами на бок Леона.
- Да, но не совсем. Не обязательно, чтобы кусали в полнолуние, главное, это должен сделать вожак стаи. Только вожак может обращать. Там еще до кучи всяких условий. У оборотней порядков, как у Ди – того не делай, этого не думай, сюда не заходи. Если коротко, обращенный выполняет любые приказы вожака и не может уйти из стаи по своей воле. Это настоящее рабство, из которого невозможно сбежать, потому что рабовладелец отдает приказы у тебя в голове.
- Есть способ избавиться от его влияния? – Джил знала, что ответ ей не понравится.
- Есть, обращенный должен убить вожака, - Леон замолчал, схватился за свою кружку и присосался к ней, будто не пил несколько дней. Джил закрыла глаза.
- Ты его грохнул, - собственный голос казался ей приговором окружного судьи. Джил поежилась, приказала себе открыть глаза.
- Да, - ответил Леон, не прячась от ее взгляда. – Я нарушил закон, Джил.
- Смягчающие обстоятельства есть?
- Он был психом, убийцей и негодяем, - Леон пожал плечами, будто оправдывался. – Я случайно услышал о нападениях на людей и начал копать. Этот парень загрыз дюжину человек за последние пять лет. Он пытался сколотить стаю, но убивал обращенных, когда те надоедали ему. Когда я попросил обратить меня, он не стал задавать вопросов. В стае оборотни сильнее. У вожаков инстинкт – собирать вокруг себя стаю.
- Пойдем спать, Леон, - позвала Джил. – На сегодня хватит историй. Поговорим завтра.
Она вышла из кухни первой, откопала в платяном шкафу постельное белье и вручила его Леону.
- Я не сужу тебя, напарник, - сказала она на прощание и ушла в спальню, чтобы не поддаться желанию подоткнуть Леону одеяло и поцеловать в лоб, как ребенка или покойника.
- Ты начала курить, - убежденно сказал Леон следующим утром.
- Отвали, - отозвалась сонная Джил. Она ненавидела рано вставать и, когда приходилось это делать, бывала не в духе.
- Поделись сигаретами, и отстану, - Леон действительно отстал, получив непочатой пачкой по лбу. Джил где-то слышала, что у оборотней прекрасная реакция, но действительность, выходит, была в разы скучнее рассказов.
- Хватит прятаться по углам, Леон. Я уже поняла, как ты его ешь, - заговорила Джил от входной двери. За неделю способности Леона улучшились. Теперь он слышал, как ссорилась молодая итальянская пара в доме напротив, мог перечислить все места, где за день побывала Джил, опознав их по запаху, бессовестно хорошо видел в темноте и мог играючи поднять холодильник. Появился у Леона и еще один волчий бонус, не такой безобидный.
- Ты о чем? - отозвался он, загораживая спиной микроволновку. Та запищала, сообщая, что разморозка закончена. Леон поморщился от громкого звука, он пока не умел контролировать свои супер-способности.
- Хватит, я давно работаю в полиции. Ты правда думаешь, что кусок сырой говядины меня напугает? – Джил отодвинула Леона от микроволновки, открыла ее и достала мясо. – Ешь давай, недоразумение.
Она поставила тарелку на стол, положила по разные стороны от нее нож и вилку, села напротив. Леон недоверчиво взялся за приборы. Она ободряюще улыбнулась ему, закуривая.
В тот первый совместный ужин она смотрела, как Леон жадно уминает сырое мясо, и думала, что из него бы получилась крутая диета – есть что-либо Джил расхотелось.
- Куда ты собрался? – Джил вырвалась с работы пораньше, как чувствовала, что происходит что-то плохое. Она поймала Леона с потрепанным рюкзаком на плече у двери.
- Через два дня полнолуние, я уже его чувствую, - пробубнил Леон своим кроссовкам. – Я могу сорваться.
- И каков план? – Джил скрестила руки на груди и выразительно подняла брови.
- Я пересижу где-нибудь, где не никого нет.
- Хороший план, - похвалила Джил, - я иду с тобой.
- Но! – Леон взвился, совсем как в старые добрые времена.
- Никаких но! Тебя нужно проконтролировать. И я знаю, как защитить себя.
В день перед полнолунием Леон снова попытался удрать, но чтобы скрыться, ему не хватило хитрости. Джил разыскала его в подвале недавно закрытой фабрики и за ухо оттащила к своей машине.
- Уходи домой. Я зверею, - не в первый раз предупредил Леон. Сначала он угрожал, потом начал просить. Джил оценила, что он просит, но уезжать отказалась.
- Я привезла кое-что нужное, - она открыла багажник, демонстрируя большую спортивную сумку. – Несешь ты, она тяжелая.
Всю дорогу Леон пытался не подчиняться. Но спорить с женщинами он не умел, и Джил пользовалась этим на полную катушку. Еще в первую встречу она поняла, что гонористый напарник, на самом деле тот еще подкаблучник. При правильной постановке вопроса Леон не мог сказать «нет», ни ей, ни симпатичной официантке из кафе близ участка, ни графу. О последнем Джил старалась не вспоминать. В отличие от Леона, Ди не забывал голову на прикроватной тумбочке каждое утро, и его безответственное отношение к судьбе уже бывшего детектива, казалось ей непростительным. Леон привязался к Ди, как большой бестолковый теленок, и, Джил бы поставила на это годовую премию, это было взаимно.
- Что ты туда положила? – сквозь невеселые мысли прорезалось возмущение Леона. Джил фыркнула.
- Кандалы, цепи, колодки. Мы недавно один элитный бордель прикрыли. Оказалось, что реквизит у них не только для создания антуража. Этим арсеналом слона удержать можно! – в подвале было прохладно и сыро. Джил пожалела, что не надела высокие армейские ботинки и куртку. Каблуки и мини-юбки для нее остались во временах работы с Леоном. С новым напарником Джил поровну делила оперативные выезды и бумажную волокиту.
- А если я сильнее слона? – Леон остановил выбор на небольшой кладовой в дальнем конце подвала. Она запиралась тяжелой железной дверью и не имела окон.
- Тогда я всажу тебе дозу транквилизатора, - Джил достала из сумки коробку с ампулами и иньектор.
- Тоже улики из хранилища?– Леон убедительно изобразил осуждение. Но Джил это не проняло. Она проверяла и заряжала иньектор.
- Их все равно утилизируют, когда закончится суд. Так какая разница?
Леон оказался прав, цепи его не сдержали. За час до рассвета он разорвал последнюю и начал ломать дверь. Тяжелые удары разносились по пустому зданию гулким эхом, Джил считала их, пытаясь угадать, на каком дверь не выдержит. Она предусмотрительно отступила к лифту и окопалась в нем, опустив за собой широкую решетку. Когда Леон вырвется, у нее будет пара минут, чтобы нашпиговать его лекарством.
Леон выбил литую железную дверь на девятом ударе. По подвалу разнесся оглушительный грохот и следом за ним рык. В свете белых ламп дневного света во весь рост встало заросшее желтоватой, будто выгоревшей на солнце, шерстью существо. На волка обращенный Леон был не очень похож. Не бывает ходящих на двух ногах волков, с пятипалыми безволосыми лапами. Джил чуть не отвлеклась на огромные когти, но пронизывающий до костей взгляд красных глаз вернул ее с небес на землю. Зверь сорвался с места, Джил высадила в него шесть ампул.
Леон не добежал до лифта несколько футов, взвыл тонко и повалился на грязный бетонный пол. Джил опустила инъектор. Ей не хотелось этого признавать, но будь у нее в руках не безобидный ветеринарный прибор, а пистолет с разрывными серебряными пулями, она бы все равно выстрелила.
Ближе к восьми утра Леон очнулся и перекинулся в человеческий облик. Количеством транквилизатора в его крови можно было на сутки усыпить двух лошадей, а он просто чувствовал себя заторможенным и вялым.
- Ди не появился, - убито произнес он хриплым, как после болезни голосом. - И я чуть тебя не убил
- У тебя бы не получилось, - ответила Джил и вцепилась Леону в плечо. – Пообещай, что никуда не свалишь! Ты мне новый ковер должен.
- Не свалю, - вяло отозвался он. – А где мои штаны?
Повезло, что Леон отвлекся на свою наготу. Он не говорил о графе, но, было видно, ждал его. А вместо встречи с мечтой, получил шерсть по всему телу и внушительные клыки. Джил порадовалась, что любые повреждения теперь заживали на нем за пару минут. На покореженной двери и сломанных кандалах остались следы крови.
Леон кое-как напялил разодранные штаны и вдруг бодро улыбнулся Джил.
- Ладно, не явился в этот раз, припрется в другой!
Ди объявился на второе полнолуние.
Джил еле убедила Леона не удариться в бега и доверить ей свою шерстистую задницу. Бывший напарник скрипел зубами, порывался найти доводы против, но словесные дуэли он проигрывал всухую, а уйти тихо ему не дало обещание.
В подвал фабрики они не вернулись. Учиненный Леоном разгром обнаружили через неделю какие-то детишки и подняли шум. Новой клеткой Леона стала закрытая психиатрическая клиника. Две компании уже лет пять судились за землю под ней, а здание тихо ветшало. Джил оно не нравилось. Что-то больное отпечаталось на потолках и стенах, в осколках разбитых лампочек мерещилась всякая чертовщина, и вся атмосфера в целом располагала к появлению мстительных признаком. Но лучшего они не нашли.
Джил приковала Леона в палате для буйных. Мягкая обивка стен облезла, тут и там торчали куски старого грязного поролона, но комната выглядела крепкой, а дверь можно было запереть на широкий засов.
Когда взошла луна, Леон завыл. Джил не хотела видеть, как его корежит и выворачивает, как тело покрывается шерстью, а лицевые кости сдвигаются, превращая симпатичного человека-Леона и жутковатый реквизит для ужастика. Ей вполне хватало пробирающего до костей воя.
Джил привалилась к стене за углом. Руку оттягивал инъектор, и его тяжесть придавала уверенности. Джил прислушивалась и про себя отмечала, что Леон держится лучше, чем в прошлый раз.
Скрип рвущихся цепей раздался ближе к двум часам ночи. Через щербатые окна больницу заливал молочно-белый лунный свет. Ночь была ясная, и ничего не мешало круглобокой стерве сводить с ума Леона и таких же, как он. Джил проверила ампулы на поясе. Прохладное стекло под пальцами успокаивало.
Леон в палате взвыл особенно страшно, как страдающий раненый зверь. Тяжелое тело сильно ударилось о стену, с потолка посыпалась штукатурка.
- Доброй ночи, мисс детектив, - прозвучавший за спиной Джил мелодичный голос казался бесплотным и не живым. Он бы прекрасно подошел привидению.
- Не могу пожелать вам того же, граф, - Джил обернулась. Лунный свет сделал безупречное лицо Ди похожим на карнавальную маску. Только в глазах едва заметно проскальзывало беспокойство, разрушая образ бездушной куклы. – Вы опоздали.
- От меня скрывали состояние нашего общего друга. Но вы правы, моей вины это не умаляет, - Ди попробовал вежливо улыбнуться, но что-то у него не получилось, улыбка сползла с лица, только уголки губ дернулись. – Как он?
- Сходит с ума. Я бы на вашем месте дождалась утра, - Джил вздрогнула от еще одного удара, было похоже, что Леон бросается на стены, надеясь покалечить себя и через боль вернуть контроль. Плохая тактика, но Джил не осуждала. – В таком состоянии он никого не узнает.
- Я признателен вам за совет, но не могу ему последовать. Я и так опоздал, - Ди проплыл мимо Джил, как эфемерное видение. Сор под его ногами не скрипел, полы длинной одежды не колыхнулись. Граф шел как по канату над пропастью, один неосторожный шаг, и сорвется вниз. – Спасибо, что присмотрели за ним, мисс детектив. Пусть вам и не интересна моя благодарность.
- Сегодня вы удивительно прямолинейны, граф, - фмыкнула Джил ему вслед и прислонилась затылком к стене. В волосах наверняка останутся кусочки растрескавшейся краски, и придется долго вычесывать их перед работой.
Ди не ответил. Джил закрыла глаза, прислушиваясь. Вот он подошел к двери и отодвинул засов. Удивительно даже, как ему, субтильному и неземному на вид, с такой легкостью это удалось. Вот граф распахнул дверь, коридор наполнился кровожадным рычанием. Вот он вошел в палату.
- Здравствуйте, дорогой детектив, - разобрала Джил сквозь звериный рев.
- Диии… - раздалось в ответ. Голос Леона слабо напоминал человеческий, звуки вытягивались в подобие воя, но это, совершенно точно, была осознанная речь. – Нашелся…
Ненадолго стало тихо. Должно быть, граф шел к Леону, бесшумно переступая ногами, а тот настороженно следил за своим личным наваждением, пытаясь понять, чудится ему или нет.
- Вы сумасшедший, Леон, вы знаете? - Ди устало вздохнул и мягко продолжил. – Уберите клыки, я хочу вас поцеловать.
Короткий рык Леона больше напоминал стон. Так стонут люди, когда все страшное остается позади, а будущее в конце тоннеля обещает залитый солнцем садик с витой изгородью и уютный дом из классической американской мечты. Джил немного послушала шорохи за стеной. В жутковатой грязной палате заброшенной психиатрической клиники происходило что-то хорошее, что случается между двумя людьми и не нуждается в свидетелях. Джил улыбнулась своим мыслям и оттолкнулась от нагревшейся под спиной стены. Она быстро прошла по коридору, свернула на лестницу. Иньектор стал ненужным баластом, Джил с удовольствием вытащила из него ампулы, заблокировала курок и запихнула за пояс, под курткой будет не видно. Она потом вбросит этот хлам.
Джил бежала вниз по ступенькам, перепрыгивая через одну. Внутри нее поселилась легкость, как после двух недель на диете, хотелось улыбаться и съесть пирожное. До рассвета Джил колесила по улицам Лос-Анджелеса, любуясь подсветкой и заново открывая давно приевшийся неинтересный город.
Когда Джил вернулась домой, вещей Леона не было. На кухне к дверце холодильника была прикреплена записка: «Не знаю, как тебя благодарить, обещаю, что не исчезну, Леон». Джил внимательно рассмотрела крупные корявые буквы и решила, что писал бывший напарник будучи в очень хорошем настроении. Джил без сожалений смяла и выкинула записку. У нее тоже весь день было хорошее настроение, и портить его расставанием не хотелось.
Через два дня в участок доставили огромный букет от неизвестного отправителя. Джил не знала названий и половины цветов в нем. Общий кабинет наполнился чарующим ароматом. Курицы из бухгалтерии бегали посмотреть на него и тихо завидовали. Вместе с букетом курьер оставил такой же большой набор конфет, и все вместе смотрелось шикарно.
Стивенсон ревниво поглядывал со своего места. И Джил, повинуясь неожиданно появившемуся настроению, подмигнула ему.
Вести от Леона пришли только через полгода. Джил решила, что он как был обалдуем, так им и остался, граф мог только сетовать или тихо наслаждаться этой его чертой. И Леон не утратил непредсказуемости поступков. Джил долго вертела в руках билеты на самолет до Токио и обратно с открытой датой, смотрела на короткую скупую записку «приезжай в отпуск» и размышляла, чем будет колотить Леона, когда увидит, в отпуск и правда хотелось.
Джил прилетела в Токио ближайшим рейсом. Шеф даже не орал, узнав, к кому она едет, и быстро подмахнул заявление.
В аэропорту было интересно. Джил разглядывала японцев, смотрела по сторонам и не заметила, как угодила медвежьи объятия Леона. Он закружил ее волчком и громогласно радовался встрече. Леон светился, как начищенный до блеска таз, таким счастливым, Джил не видела его никогда.
- Съешь дюжину лимонов, - посоветовала она, настучав Леону по лбу англо-японским разговорником, но сохранить суровое выражение лица не смогла. Леон заражал бесшабашным весельем, как иные люди простудой – всего лишь постоишь рядом, и на завтра проснешься безобразно счастливым без всяких причин. Лечиться от влияния Леона никому не хотелось.
- Нас Ди ждет, поехали, пока у него пирог не остыл. Не представляешь, какую нудятину мне придется выслушать, если не привезу тебя в ближайший час! – расстроенным перспективой Леон не выглядел. Припомнив Ди, заулыбался так, что и ящик лимонов бы не помог. Джил понравилась глупое мечтательное выражение на его лице.
Магазинчик встретил их уютным полумраком, легким ароматом сандала и шлейфом загадочности, протянувшимся от самых дверей через весь ненормально огромный торговый центр. Джил задержала дыхание, переступая порог. Она снова чувствовала себя Алисой, провалившейся в кроличью нору.
- Добро пожаловать, - с дежурной вежливостью приветствовал граф. По Джил он скользнул заученно-приветливым взглядом, тонко улыбнулся яркими губами, и растерял всю свою загадочность, посмотрев на Леона. – Только не эти джинсы! Леон, ты ездил встречать нашу гостью, а не мешки с углем таскать! Это неуважительно…
- Это нормальные джинсы!
Джил с удовольствием наблюдала за перепалкой. Леон рокотал не хуже водопада, а граф раскраснелся и начал походить на обычного человека сильнее, чем когда либо. С первого взгляда было понятно, что они оба получают истинное удовольствие от спора. И Джил только умиленно улыбалась самыми уголками губ и качала головой.
Скандал резко прекратился, когда в гостиную сунулся косматый баран, Джил не помнила его имени, но слышала о нем много. Тот задумчиво осмотрел притихшего графа и Джил, а Леон неожиданно на него рыкнул, коротко, не зло, но внушительно. Баран оскалился, демонстрируя полный набор клыков, с лязгом захлопнул пасть и ушел. Показное неподчинение наводило на мысль о подростковом бунтарстве, и Джил задумалась, бывает ли зубастых баранов переходный возраст.
- Пройдемте к столу, - Ди первым взял себя в руки и предложил Джил руку. Походя он успел шикнуть на Леона, чтобы тот отнес вещи в приготовленную ей комнату и выразительно посмотреть на застиранные до непонятного цвета джинсы, «переоденься» читалось в его взгляде.
Чаепития с графом всегда нравились Джил. Его манеры и предупредительность подкупали, было приятно почувствовать себя принцессой и дорогой гостьей. Ди успел предложить Джил попробовать половину сладостей со стола, когда к ним вернулся переодетый в чуть менее старые джинсы Леон. Он выглядел спокойным и уверенным – хозяином причудливых волшебных владений графа. Джил заметила любопытные мордочки за дверью, но те исчезли, стоило ей приглядеться.
Леон мельком оглядел стол и людей за ним. Джил сидела в уютном глубоком кресле, приглянувшемся ей еще с первого визита в Лос-Анджелесе, граф занимал небольшой диван с резными деревянными ножками и фигурными подлокотниками. Леон довольно заулыбался, подсел к Ди, притираясь к нему вплотную, и по-хозяйски обнял за плечи. Граф ощутимо напрягся, поглядел опасливо в сторону Джил, но смолчал. Через десять минут, не больше, он сбежал за какими-то то ли булочками, то ли тарталетками.
- И как Ди тебя терпит? – Джил задумчиво помешивала чай изящной ложечкой. – Ты же знаешь, что для него прилюдные объятия – это неприлично? Я думала, он живьем сгорит от стыда.
- Устаревшие дурацкие порядки надо менять, – отмахнулся Леон и без перехода ляпнул. – Ты бросила курить.
Джил приподняла бровь.
- От тебя не пахнет табаком, - объяснил Леон.
- Бросила, - подтвердила Джил. – И замуж вышла.
Рассказывать Леону о замужестве оказалось неловко. Не вина Джил, что его не было на церемонии, но все равно она почувствовала укол вины. Леон был обязательным человеком в ее жизни, тем, кто должен был отвести Джил к алтарю и вручить жениху. Но не сложилось.
- Я хотела тебе рассказать, но не знала, как связаться. Поэтому вы с Ди будете приезжать к нам на каждое Рождество, - Джил знала куда давить, чтобы Леон не отказал. Добившись от него неуверенного кивка, она расслабилась. Леон никак не мог осознать новости. Это понятно, Джил тоже не сразу приняла его одержимость графом.
- Счастливчик муж - Стивенсон, да? – на вопрос было не похоже. Леон знал ответ, но хотел, чтобы Джил его опровергла.
- Да. И я запущу в тебя туфлей, если ты скажешь что-то плохое о нем или его отце. Тед хороший человек, - Джил указала взглядом на свои ноги. Леон состроил испуганное выражение лица, и ничего не сказал. Ну надо же. Леон и такт – невероятная встреча.
- Помнишь сорок вторую улицу? – вдруг сказал он после недолгого уютного молчания. Джил удивилась резкой смене темы, но кивнула.
- Квартал стрип-клубов?
- Да, - Леон задумчиво кивнул. - Ты сейчас похожа на некоторых девочек оттуда.
- Ну спасибо! - Джил фыркнула, закатила глаза и оправила подол строгой классической юбки чуть выше колена.
- Ты не поняла, - начал оправдываться Леон, как-то доверчиво, беспомощно улыбаясь. – Знаешь же, что многие, кто там работает, нормальные девочки, просто в жизни им не повезло. Родители рано умерли, а на руках остался младший брат или сестра. И они тащат на себе мелких, не отдавая органам опеки. Сначала идут сутками пахать на заправках или официантками в закусочные. Но на такой заработок не проживешь, и, если с внешность не подкачала, рано или поздно оказываются стрип-клубах. Танцовщица не равно проститутка, а платят за эту работу неплохо.
Джил кивнула. Некоторое время она работала в полиции нравов, и многие истории слышала от самих девушек. Некоторые шокировали так, что хотелось немедленно сдать значок.
- Обычно у этих девочек непутевые младшенькие: наркота, хулиганство приводы, учебу пытаются бросить. Не понимают, каким трудом их сестры деньги достают и не ценят. Многие умирают от передоза или садятся в тюрьму, - Леон откинулся на спинку дивана. – А некоторые берутся за ум - доучиваются, находят работу, влюбляются и заводят нормальные отношения. Тогда их старшие сестры вздыхают свободнее и берутся за свою жизнь. В баре, где работают, они встречают хороших парней, не то, чтобы красавцев или богатых, с пивным брюшком и лысиной, но надежных, выходят замуж и живут счастливо, созваниваясь с младшими каждую неделю. Ты, Джил, похожа на такую девчонку.
Леон неловко замолчал.
- У Теда шикарный торс и нет проблем с облысением. Но я тебя поняла, братец, - Джил подмигнула ему, скрывая неловкость. Оказывается, она успела отвыкнуть от неприкрытой честности Леона.
До возвращения графа они молчали. Ди появился с переполненным подносом в руках, огляделся беспокойно, видимо, не понимая, почему бывшие напарники молчат, пристроил свою ношу на стол и вернулся к Леону. Он сел ближе к краю дивана, чтобы сохранить хотя бы видимость пристойного расстояния, но как-то естественно и незаметно прислонился коленом к ноге Леона, а тот также привычно переместил ладонь на черный блестящий шелк.
Джил едва сдержала улыбку. Конечно, Ди знал, что ревновать к ней не нужно, но жестами, мимолетными движениями он говорил «мое, только мое, не отдам», и Джил это нравилось. Так, не задумываясь, на уровне инстинктов, ревнуют, когда сильно любят. А Леон эту любовь заслужил.
- Простите мою задержку. Я заваривал вам особый чай на травах, - Ди составил с подноса пузатую низкую чашку и протянул ее Джил. – Он очень полезен в вашем положении.
- Положении? – Леон выпучил глаза, уставился сначала на графа потом на Джил как на восьмое чудо света.
- Да, у меня будет ребенок, - Джил опустила глаза, покусала нижнюю губу. Вот и настал черед главной новости. Неосознанно, Джил откладывала этот разговор, но Ди, похоже, понял и подтолкнул ее. Леон ошарашено пялился, граф осторожно гладил его по руке и улыбался, он уже знал. И Джил решилась. – Не знаю, как вы узнали, Ди, но вы правы, спасибо за чай. И у меня к вам обоим просьба – станьте крестными малыша.
Леон предсказуемо выпал из реальности, а граф кивнул за них обоих. Джил двумя руками взяла чашку и сделала первый глоток.
URL записи9. В процессе поиска Ди Леон стал оборотнем и Ди находит его сам, помогая освоиться с этим новым состоянием
Персонажи: Джил, Леон/Ди
Рейтинг: PG-13
Жертва - ангст\романс.
читать дальше
Девочка с сорок второй улицы
Звонок разбудил Джилл среди ночи. После тяжелой смены ей бесконечно сильно хотелось спать, но рука потянулась к трубке на автомате. Офицерам полиции не звонят просто так.
- Слушаю?
- Привет, Джил? У вас там ночь, да? Прости, что разбудил, - голос с трудом пробивался сквозь чудовищные помехи и искажался до синтетического скрипа, лишь отдаленно напоминающего человеческую речь.
- Оркотт?! – Джил вскочила с кровати, больно ударившись коленом о пузатую низкую тумбу. Леон не давал о себе знать девятнадцать месяцев. Поговаривали, что где-то в непроходимых джунглях Амазонки его сожрала гигантская анаконда. Слухам Джил не верила ни на йоту. Но время шло, а от Леона не поступало вестей, она не знала, что думать.
- Ага, давненько меня не называли по фамилии, - паршивая связь вывернула смешок в зловещее скрежетание. Но Джил вдоль и поперек знала проблемного напарника, Леон не смог бы ее обмануть, даже если бы выстукивал сообщение азбукой Морзе. – Я еду в ЛА.
- Ты нашел Ди? – Джил насторожилась, Леон казался ей взвинченным, готовым к рискованной авантюре. Нервное напряжение лилось из телефонной трубки невидимой липкой жижей. А между словами сквозили отчаянье и усталость. Джил про себя взмолилась всем известным богам, чтобы Леон не сказал «да».
- Нет. Я его не нашел, - Леон замолчал, будто запнулся о свою неудачу и не хотел ее признавать. – Похоже, что его невозможно найти.
- Ты сдаешься? – Джил не верила в их разговор. Это же Леон, он не сдается, а прет напролом, пока не разобьет обстоятельства и преграды. Что же сделало с ним путешествие, если гордый самодур Оркотт решил вернуться?
- А? Нет, ты же знаешь, Джил, я не умею сдаваться, - Джил расслышала в голосе Леона улыбку и улыбнулась в ответ. Это хорошо, что в Лос-Анджелесе была ночь. В темноте было проще. Джил запрокинула голову, часто моргала и пыталась не выдать себя всхлипом в трубку. А Леон продолжал говорить. – Я нашел другой способ. Это какая-то китайская или еще чья мудрость, не помню точно. Но суть в том, что если не можешь поймать дичь, оставь приманку, чтобы она сама пришла к тебе.
- Это очень опасно? – Джил расхотелось плакать. А руки сами потянулись к табельному оружию. Больше всего она жалела, что рисковать Леон будет в одиночку.
- Есть немного, - лениво отозвался он, подтверждая худшие опасения. – Я, это, если получится, загляну к тебе, хорошо?
- Только посмей не заглянуть! - ответила Джил.
Ей хотелось сказать другое: «Получится – значит, если выживешь, да? Не дури, парень, Ди этого не стоит!» Но переубедить Леона мог только граф. Вместо этого Джил вытянулась в струну, как на парадном построении, и еще долго слушала доносящиеся из трубки короткие гудки. В ту ночь она искренне ненавидела телефоны и графа Ди.
Прошел почти месяц. Джил ходила на службу, покупала в круглосуточном супермаркете замороженную картошку фри, сигареты и пиво, не выключала телефон, не ходила после работы выпить с коллегами или друзьями, но Леон не объявился. Когда в холодильнике закончилось место, и встал выбор, что выкинуть, обезжиренный йогурт или пиво, Джил позвонила Стивенсону. По службе они общались не много. Леон недолюбливал Теда за отца в управлении, громко возмущался, когда тот пытался заговорить с Джил, и умудрился запугать парня так, что он обходил их столы по широкой дуге. Удивительно, но и после отъезда Леона Стивенсон не стал смелее.
Джил сгрузила ему все пиво и половину картошки. Тед мялся на пороге, хотел что-то сказать, но под ее тяжелым взглядом сдулся, ушел восвояси. Джил весь вечер смотрела популярные шоу по ТВ.
Леон объявился спустя три ночи. Джил чуть не поседела, когда ближе к утру кто-то забарабанил во входную дверь. Она метнулась за пистолетом, но случайно зацепилась взглядом за телефон и вспомнила ночной разговор. В голове что-то щелкнула, и Джил побежала к двери. Она не сразу смогла отпереть замок, руки дрожали, а в голове застряла только одна мысль – Леон за дверью.
Джил не ошиблась. Из тускло освещенного коридора к ней ввалился помятый, грязный как черт, Леон. На его лице застыло выражение шальной радости, глаза блестели, как у подростка под кислотой, и Джил подумала, что он снова нагнул обстоятельства, как делал это всегда.
Но тут Леон покачнулся, закрыл глаза и упал ей под ноги. В квартире запахло кровью, на кремовом коврике расползлись темные пятна.
Джил чувствовала себя подпольным хирургом и героиней проходного блокбастера в одном лице. Она еле смогла затащить бывшего напарника на диван, забыла запереть дверь и вспомнила о ней, только взявшись резать на Леоне окровавленную футболку. Заголовки газет были бы замечательные – офицера полиции застали за… - за чем именно Джил не придумала, она взяла себя в руки, проверила коридор и заперла дверь. Руки перестали дрожать, когда она распорола мокрую, прилипшую к боку Леона футболку.
- Твою мать! Куда же ты влез, дурак? – шептала Джил, промывая здоровенную рваную рану в районе печени. Было похоже, что Леона потрепало животное. Джил припомнила целую коробку рапортов о загадочных смертях, что после ухода детектива Оркотта перекочевала в архив. – Дерьмовый был план, напарник.
Джил не стала звонить в больницу и вызывать парамедиков. От Леона разило незаконными делами. Этот запах без запаха, знал любой коп с хорошей интуицией. Леон не раз шел по нему, как ищейка, вопреки уликам и распоряжениям начальства. А теперь преступлением пах он сам.
В шкафу над раковиной была початая бутылка виски. Его подарил один благодарный свидетель. Парень клялся, что виски хороший, но Джил не понравился. Зато для обработки иглы и шелковых ниток, прощай дорогущая перламутровая блузка из бутика, сгодился отменно. Леон никак не реагировал, пока Джил заливала выпивкой рану, не пришел в себя, когда она осторожно сшивала рваные края мелкими аккуратными стежками. Леон вообще не был особенно похож на живого. Но он дышал, и Джил продолжала латать его, как прохудившийся плед.
Утром Джил пошла на работу. Леон так и не пришел в себя с ночи, сопел и болезненно хмурился, иногда тихо стонал, помочь с заметанием улик он не мог. По дороге в участок Джил завернула на свалку и скинула к кучам одинаковых черных мусорных пакетов еще один - с кусками окровавленной одежды и безвозвратно испорченным ковриком.
Весь день она ждала звонка от владельца дома, обнаружившего в ее квартире труп, и ареста, но ничего подобного не случилось. Под вечер к ее столу подошел Стивенсон и молча положил на папки с делами стаканчик кофе из Старбакса и плитку бельгийского шоколада. Джил хотела сказать, что ненавидит сладкое, но передумала, вспомнив, что ничего не ела со вчерашнего дня.
Шоколад оказался приторно сладким, и, как любая сласть, напомнил о магазинчике графа. Джил заставила себя дожевать плитку, запила ее большим карамельный капучино, а потом проглотила чашку мерзкого американо из автомата, чтобы перебить вкус. Она разлюбила сладкое, когда Леон уехал.
Дома Джил мог встретить в лучшем случает тяжело больной, в более вероятном - покойник. Но Леон нашелся в кухне, бодрый и удивительно посвежевший. С выгоревших волос капала вода, оставляя на майке бывшего парня Джил темные пятна, чисто вымытый Леон мало напоминал раненого бродягу из прошлой ночи. Он повернулся к Джил и широко улыбнулся, виновато опуская глаза. Леон любил построить из себя милого мальчика, когда нуждался в помощи.
- Я не вызову копов, если ты об этом. Только, будь любезен, расскажи, во что влез, - Джил хотелось обнять непутевого гостя, но пока тот чувствовал себя виноватым, надо было давить. – Рассказывай очень подробно, Оркотт, так, чтобы у меня не осталось вопросов. И вернись на диван, пока не разошлись швы.
Джил оглядела Леона с ног до головы, прикидывая, когда он снова свалится в обморок. Но по всему выходило, что вырубаться он не собирался, да и выглядел в целом здоровым. Невероятно для человека со здоровенной раной на боку.
- Не разойдутся, - отмахнулся Леон. Он нехотя задрал майку, показывая совершенно здоровый, без единого следа на загорелой коже, бок. – У меня все получилось, Джил!
Видимо, Леон до конца не верил в свою затею, и не мог быстро переварить ее успех. Джил с трудом подавила лезущую на лицо улыбку. Босой и растрепанный Леон на ее кухне был очень похож на себя в первый год работы в полиции, столько энтузиазма и решительности Джил больше ни у кого не видела.
- Подробности, Леон, - напомнила она, подходя к столу. С одинаковыми чашками в доме как-то не сложилось. Единственный, подаренный теткой на новоселье, набор, Джил перебила и решила покупать что попроще, смешные кружки на распродажах. Леону досталась со щитом капитана Америки, а себе Джил взяла любимую матово-черную, с надписью «Многие пили из этой кружки, некоторые до сих пор живы». Чая у нее тоже не было. Джил насыпала в кружки быстрорастворимого кофе и залила водой. – Я слушаю.
- Знаешь, я мотался по свету, отставая от Ди на какие-то пару дней, а то и часов, и никак не мог вывести счет в свою пользу. Не представляешь, как это бесит. В Сакраменто я чуть не бросил поиски, напился до беспамятства. А когда проспался, подумал. Ди – костная фашистская скотина по отношению к людям. Его так дед воспитал, а деда его дед и так далее. Это что-то вроде семейного культа, не приближайся к людям, ненавидь людей. Не позволят мне его догнать, – Леон уселся за стол, откинулся на спинку стула и задумчиво почесал затылок. – А будь я не человеком, никаких проблем. Не людям род Ди обязан помогать. Он бы, хочешь-не хочешь, сам ко мне пришел.
- И? – смотреть на смущенно опустившего глаза Леон было забавно. У него покраснели уши и кончик носа. Плечи ссутулились, как у подростка, заливающего, что порножурнал не его. Но, как бы Джил ни нравилось зрелище, узнать всю историю ей хотелось сильнее.
- И я решил стать каким-нибудь монстром. Знаю, ты думаешь, что я идиот, я и сам так думаю. Но другого способа добраться до Ди нет. А мне все равно кем быть, лишь бы найти его, - густой румянец залил не только лицо, но и плечи Леона. – В общем, я начал искать, в кого может превратиться человек. И знаешь, вариантов не так много. Чтобы стать Вендиго, надо лет пятьдесят людей пожирать, а это не по мне. Становиться вампиром тоже не хотелось. Остались оборотни.
- Если большой страшный волк с красными глазами укусит тебя в полнолуние, ты сам станешь волком, что-то вроде этого? – Джил указала глазами на бок Леона.
- Да, но не совсем. Не обязательно, чтобы кусали в полнолуние, главное, это должен сделать вожак стаи. Только вожак может обращать. Там еще до кучи всяких условий. У оборотней порядков, как у Ди – того не делай, этого не думай, сюда не заходи. Если коротко, обращенный выполняет любые приказы вожака и не может уйти из стаи по своей воле. Это настоящее рабство, из которого невозможно сбежать, потому что рабовладелец отдает приказы у тебя в голове.
- Есть способ избавиться от его влияния? – Джил знала, что ответ ей не понравится.
- Есть, обращенный должен убить вожака, - Леон замолчал, схватился за свою кружку и присосался к ней, будто не пил несколько дней. Джил закрыла глаза.
- Ты его грохнул, - собственный голос казался ей приговором окружного судьи. Джил поежилась, приказала себе открыть глаза.
- Да, - ответил Леон, не прячась от ее взгляда. – Я нарушил закон, Джил.
- Смягчающие обстоятельства есть?
- Он был психом, убийцей и негодяем, - Леон пожал плечами, будто оправдывался. – Я случайно услышал о нападениях на людей и начал копать. Этот парень загрыз дюжину человек за последние пять лет. Он пытался сколотить стаю, но убивал обращенных, когда те надоедали ему. Когда я попросил обратить меня, он не стал задавать вопросов. В стае оборотни сильнее. У вожаков инстинкт – собирать вокруг себя стаю.
- Пойдем спать, Леон, - позвала Джил. – На сегодня хватит историй. Поговорим завтра.
Она вышла из кухни первой, откопала в платяном шкафу постельное белье и вручила его Леону.
- Я не сужу тебя, напарник, - сказала она на прощание и ушла в спальню, чтобы не поддаться желанию подоткнуть Леону одеяло и поцеловать в лоб, как ребенка или покойника.
- Ты начала курить, - убежденно сказал Леон следующим утром.
- Отвали, - отозвалась сонная Джил. Она ненавидела рано вставать и, когда приходилось это делать, бывала не в духе.
- Поделись сигаретами, и отстану, - Леон действительно отстал, получив непочатой пачкой по лбу. Джил где-то слышала, что у оборотней прекрасная реакция, но действительность, выходит, была в разы скучнее рассказов.
- Хватит прятаться по углам, Леон. Я уже поняла, как ты его ешь, - заговорила Джил от входной двери. За неделю способности Леона улучшились. Теперь он слышал, как ссорилась молодая итальянская пара в доме напротив, мог перечислить все места, где за день побывала Джил, опознав их по запаху, бессовестно хорошо видел в темноте и мог играючи поднять холодильник. Появился у Леона и еще один волчий бонус, не такой безобидный.
- Ты о чем? - отозвался он, загораживая спиной микроволновку. Та запищала, сообщая, что разморозка закончена. Леон поморщился от громкого звука, он пока не умел контролировать свои супер-способности.
- Хватит, я давно работаю в полиции. Ты правда думаешь, что кусок сырой говядины меня напугает? – Джил отодвинула Леона от микроволновки, открыла ее и достала мясо. – Ешь давай, недоразумение.
Она поставила тарелку на стол, положила по разные стороны от нее нож и вилку, села напротив. Леон недоверчиво взялся за приборы. Она ободряюще улыбнулась ему, закуривая.
В тот первый совместный ужин она смотрела, как Леон жадно уминает сырое мясо, и думала, что из него бы получилась крутая диета – есть что-либо Джил расхотелось.
- Куда ты собрался? – Джил вырвалась с работы пораньше, как чувствовала, что происходит что-то плохое. Она поймала Леона с потрепанным рюкзаком на плече у двери.
- Через два дня полнолуние, я уже его чувствую, - пробубнил Леон своим кроссовкам. – Я могу сорваться.
- И каков план? – Джил скрестила руки на груди и выразительно подняла брови.
- Я пересижу где-нибудь, где не никого нет.
- Хороший план, - похвалила Джил, - я иду с тобой.
- Но! – Леон взвился, совсем как в старые добрые времена.
- Никаких но! Тебя нужно проконтролировать. И я знаю, как защитить себя.
В день перед полнолунием Леон снова попытался удрать, но чтобы скрыться, ему не хватило хитрости. Джил разыскала его в подвале недавно закрытой фабрики и за ухо оттащила к своей машине.
- Уходи домой. Я зверею, - не в первый раз предупредил Леон. Сначала он угрожал, потом начал просить. Джил оценила, что он просит, но уезжать отказалась.
- Я привезла кое-что нужное, - она открыла багажник, демонстрируя большую спортивную сумку. – Несешь ты, она тяжелая.
Всю дорогу Леон пытался не подчиняться. Но спорить с женщинами он не умел, и Джил пользовалась этим на полную катушку. Еще в первую встречу она поняла, что гонористый напарник, на самом деле тот еще подкаблучник. При правильной постановке вопроса Леон не мог сказать «нет», ни ей, ни симпатичной официантке из кафе близ участка, ни графу. О последнем Джил старалась не вспоминать. В отличие от Леона, Ди не забывал голову на прикроватной тумбочке каждое утро, и его безответственное отношение к судьбе уже бывшего детектива, казалось ей непростительным. Леон привязался к Ди, как большой бестолковый теленок, и, Джил бы поставила на это годовую премию, это было взаимно.
- Что ты туда положила? – сквозь невеселые мысли прорезалось возмущение Леона. Джил фыркнула.
- Кандалы, цепи, колодки. Мы недавно один элитный бордель прикрыли. Оказалось, что реквизит у них не только для создания антуража. Этим арсеналом слона удержать можно! – в подвале было прохладно и сыро. Джил пожалела, что не надела высокие армейские ботинки и куртку. Каблуки и мини-юбки для нее остались во временах работы с Леоном. С новым напарником Джил поровну делила оперативные выезды и бумажную волокиту.
- А если я сильнее слона? – Леон остановил выбор на небольшой кладовой в дальнем конце подвала. Она запиралась тяжелой железной дверью и не имела окон.
- Тогда я всажу тебе дозу транквилизатора, - Джил достала из сумки коробку с ампулами и иньектор.
- Тоже улики из хранилища?– Леон убедительно изобразил осуждение. Но Джил это не проняло. Она проверяла и заряжала иньектор.
- Их все равно утилизируют, когда закончится суд. Так какая разница?
Леон оказался прав, цепи его не сдержали. За час до рассвета он разорвал последнюю и начал ломать дверь. Тяжелые удары разносились по пустому зданию гулким эхом, Джил считала их, пытаясь угадать, на каком дверь не выдержит. Она предусмотрительно отступила к лифту и окопалась в нем, опустив за собой широкую решетку. Когда Леон вырвется, у нее будет пара минут, чтобы нашпиговать его лекарством.
Леон выбил литую железную дверь на девятом ударе. По подвалу разнесся оглушительный грохот и следом за ним рык. В свете белых ламп дневного света во весь рост встало заросшее желтоватой, будто выгоревшей на солнце, шерстью существо. На волка обращенный Леон был не очень похож. Не бывает ходящих на двух ногах волков, с пятипалыми безволосыми лапами. Джил чуть не отвлеклась на огромные когти, но пронизывающий до костей взгляд красных глаз вернул ее с небес на землю. Зверь сорвался с места, Джил высадила в него шесть ампул.
Леон не добежал до лифта несколько футов, взвыл тонко и повалился на грязный бетонный пол. Джил опустила инъектор. Ей не хотелось этого признавать, но будь у нее в руках не безобидный ветеринарный прибор, а пистолет с разрывными серебряными пулями, она бы все равно выстрелила.
Ближе к восьми утра Леон очнулся и перекинулся в человеческий облик. Количеством транквилизатора в его крови можно было на сутки усыпить двух лошадей, а он просто чувствовал себя заторможенным и вялым.
- Ди не появился, - убито произнес он хриплым, как после болезни голосом. - И я чуть тебя не убил
- У тебя бы не получилось, - ответила Джил и вцепилась Леону в плечо. – Пообещай, что никуда не свалишь! Ты мне новый ковер должен.
- Не свалю, - вяло отозвался он. – А где мои штаны?
Повезло, что Леон отвлекся на свою наготу. Он не говорил о графе, но, было видно, ждал его. А вместо встречи с мечтой, получил шерсть по всему телу и внушительные клыки. Джил порадовалась, что любые повреждения теперь заживали на нем за пару минут. На покореженной двери и сломанных кандалах остались следы крови.
Леон кое-как напялил разодранные штаны и вдруг бодро улыбнулся Джил.
- Ладно, не явился в этот раз, припрется в другой!
Ди объявился на второе полнолуние.
Джил еле убедила Леона не удариться в бега и доверить ей свою шерстистую задницу. Бывший напарник скрипел зубами, порывался найти доводы против, но словесные дуэли он проигрывал всухую, а уйти тихо ему не дало обещание.
В подвал фабрики они не вернулись. Учиненный Леоном разгром обнаружили через неделю какие-то детишки и подняли шум. Новой клеткой Леона стала закрытая психиатрическая клиника. Две компании уже лет пять судились за землю под ней, а здание тихо ветшало. Джил оно не нравилось. Что-то больное отпечаталось на потолках и стенах, в осколках разбитых лампочек мерещилась всякая чертовщина, и вся атмосфера в целом располагала к появлению мстительных признаком. Но лучшего они не нашли.
Джил приковала Леона в палате для буйных. Мягкая обивка стен облезла, тут и там торчали куски старого грязного поролона, но комната выглядела крепкой, а дверь можно было запереть на широкий засов.
Когда взошла луна, Леон завыл. Джил не хотела видеть, как его корежит и выворачивает, как тело покрывается шерстью, а лицевые кости сдвигаются, превращая симпатичного человека-Леона и жутковатый реквизит для ужастика. Ей вполне хватало пробирающего до костей воя.
Джил привалилась к стене за углом. Руку оттягивал инъектор, и его тяжесть придавала уверенности. Джил прислушивалась и про себя отмечала, что Леон держится лучше, чем в прошлый раз.
Скрип рвущихся цепей раздался ближе к двум часам ночи. Через щербатые окна больницу заливал молочно-белый лунный свет. Ночь была ясная, и ничего не мешало круглобокой стерве сводить с ума Леона и таких же, как он. Джил проверила ампулы на поясе. Прохладное стекло под пальцами успокаивало.
Леон в палате взвыл особенно страшно, как страдающий раненый зверь. Тяжелое тело сильно ударилось о стену, с потолка посыпалась штукатурка.
- Доброй ночи, мисс детектив, - прозвучавший за спиной Джил мелодичный голос казался бесплотным и не живым. Он бы прекрасно подошел привидению.
- Не могу пожелать вам того же, граф, - Джил обернулась. Лунный свет сделал безупречное лицо Ди похожим на карнавальную маску. Только в глазах едва заметно проскальзывало беспокойство, разрушая образ бездушной куклы. – Вы опоздали.
- От меня скрывали состояние нашего общего друга. Но вы правы, моей вины это не умаляет, - Ди попробовал вежливо улыбнуться, но что-то у него не получилось, улыбка сползла с лица, только уголки губ дернулись. – Как он?
- Сходит с ума. Я бы на вашем месте дождалась утра, - Джил вздрогнула от еще одного удара, было похоже, что Леон бросается на стены, надеясь покалечить себя и через боль вернуть контроль. Плохая тактика, но Джил не осуждала. – В таком состоянии он никого не узнает.
- Я признателен вам за совет, но не могу ему последовать. Я и так опоздал, - Ди проплыл мимо Джил, как эфемерное видение. Сор под его ногами не скрипел, полы длинной одежды не колыхнулись. Граф шел как по канату над пропастью, один неосторожный шаг, и сорвется вниз. – Спасибо, что присмотрели за ним, мисс детектив. Пусть вам и не интересна моя благодарность.
- Сегодня вы удивительно прямолинейны, граф, - фмыкнула Джил ему вслед и прислонилась затылком к стене. В волосах наверняка останутся кусочки растрескавшейся краски, и придется долго вычесывать их перед работой.
Ди не ответил. Джил закрыла глаза, прислушиваясь. Вот он подошел к двери и отодвинул засов. Удивительно даже, как ему, субтильному и неземному на вид, с такой легкостью это удалось. Вот граф распахнул дверь, коридор наполнился кровожадным рычанием. Вот он вошел в палату.
- Здравствуйте, дорогой детектив, - разобрала Джил сквозь звериный рев.
- Диии… - раздалось в ответ. Голос Леона слабо напоминал человеческий, звуки вытягивались в подобие воя, но это, совершенно точно, была осознанная речь. – Нашелся…
Ненадолго стало тихо. Должно быть, граф шел к Леону, бесшумно переступая ногами, а тот настороженно следил за своим личным наваждением, пытаясь понять, чудится ему или нет.
- Вы сумасшедший, Леон, вы знаете? - Ди устало вздохнул и мягко продолжил. – Уберите клыки, я хочу вас поцеловать.
Короткий рык Леона больше напоминал стон. Так стонут люди, когда все страшное остается позади, а будущее в конце тоннеля обещает залитый солнцем садик с витой изгородью и уютный дом из классической американской мечты. Джил немного послушала шорохи за стеной. В жутковатой грязной палате заброшенной психиатрической клиники происходило что-то хорошее, что случается между двумя людьми и не нуждается в свидетелях. Джил улыбнулась своим мыслям и оттолкнулась от нагревшейся под спиной стены. Она быстро прошла по коридору, свернула на лестницу. Иньектор стал ненужным баластом, Джил с удовольствием вытащила из него ампулы, заблокировала курок и запихнула за пояс, под курткой будет не видно. Она потом вбросит этот хлам.
Джил бежала вниз по ступенькам, перепрыгивая через одну. Внутри нее поселилась легкость, как после двух недель на диете, хотелось улыбаться и съесть пирожное. До рассвета Джил колесила по улицам Лос-Анджелеса, любуясь подсветкой и заново открывая давно приевшийся неинтересный город.
Когда Джил вернулась домой, вещей Леона не было. На кухне к дверце холодильника была прикреплена записка: «Не знаю, как тебя благодарить, обещаю, что не исчезну, Леон». Джил внимательно рассмотрела крупные корявые буквы и решила, что писал бывший напарник будучи в очень хорошем настроении. Джил без сожалений смяла и выкинула записку. У нее тоже весь день было хорошее настроение, и портить его расставанием не хотелось.
Через два дня в участок доставили огромный букет от неизвестного отправителя. Джил не знала названий и половины цветов в нем. Общий кабинет наполнился чарующим ароматом. Курицы из бухгалтерии бегали посмотреть на него и тихо завидовали. Вместе с букетом курьер оставил такой же большой набор конфет, и все вместе смотрелось шикарно.
Стивенсон ревниво поглядывал со своего места. И Джил, повинуясь неожиданно появившемуся настроению, подмигнула ему.
Вести от Леона пришли только через полгода. Джил решила, что он как был обалдуем, так им и остался, граф мог только сетовать или тихо наслаждаться этой его чертой. И Леон не утратил непредсказуемости поступков. Джил долго вертела в руках билеты на самолет до Токио и обратно с открытой датой, смотрела на короткую скупую записку «приезжай в отпуск» и размышляла, чем будет колотить Леона, когда увидит, в отпуск и правда хотелось.
Джил прилетела в Токио ближайшим рейсом. Шеф даже не орал, узнав, к кому она едет, и быстро подмахнул заявление.
В аэропорту было интересно. Джил разглядывала японцев, смотрела по сторонам и не заметила, как угодила медвежьи объятия Леона. Он закружил ее волчком и громогласно радовался встрече. Леон светился, как начищенный до блеска таз, таким счастливым, Джил не видела его никогда.
- Съешь дюжину лимонов, - посоветовала она, настучав Леону по лбу англо-японским разговорником, но сохранить суровое выражение лица не смогла. Леон заражал бесшабашным весельем, как иные люди простудой – всего лишь постоишь рядом, и на завтра проснешься безобразно счастливым без всяких причин. Лечиться от влияния Леона никому не хотелось.
- Нас Ди ждет, поехали, пока у него пирог не остыл. Не представляешь, какую нудятину мне придется выслушать, если не привезу тебя в ближайший час! – расстроенным перспективой Леон не выглядел. Припомнив Ди, заулыбался так, что и ящик лимонов бы не помог. Джил понравилась глупое мечтательное выражение на его лице.
Магазинчик встретил их уютным полумраком, легким ароматом сандала и шлейфом загадочности, протянувшимся от самых дверей через весь ненормально огромный торговый центр. Джил задержала дыхание, переступая порог. Она снова чувствовала себя Алисой, провалившейся в кроличью нору.
- Добро пожаловать, - с дежурной вежливостью приветствовал граф. По Джил он скользнул заученно-приветливым взглядом, тонко улыбнулся яркими губами, и растерял всю свою загадочность, посмотрев на Леона. – Только не эти джинсы! Леон, ты ездил встречать нашу гостью, а не мешки с углем таскать! Это неуважительно…
- Это нормальные джинсы!
Джил с удовольствием наблюдала за перепалкой. Леон рокотал не хуже водопада, а граф раскраснелся и начал походить на обычного человека сильнее, чем когда либо. С первого взгляда было понятно, что они оба получают истинное удовольствие от спора. И Джил только умиленно улыбалась самыми уголками губ и качала головой.
Скандал резко прекратился, когда в гостиную сунулся косматый баран, Джил не помнила его имени, но слышала о нем много. Тот задумчиво осмотрел притихшего графа и Джил, а Леон неожиданно на него рыкнул, коротко, не зло, но внушительно. Баран оскалился, демонстрируя полный набор клыков, с лязгом захлопнул пасть и ушел. Показное неподчинение наводило на мысль о подростковом бунтарстве, и Джил задумалась, бывает ли зубастых баранов переходный возраст.
- Пройдемте к столу, - Ди первым взял себя в руки и предложил Джил руку. Походя он успел шикнуть на Леона, чтобы тот отнес вещи в приготовленную ей комнату и выразительно посмотреть на застиранные до непонятного цвета джинсы, «переоденься» читалось в его взгляде.
Чаепития с графом всегда нравились Джил. Его манеры и предупредительность подкупали, было приятно почувствовать себя принцессой и дорогой гостьей. Ди успел предложить Джил попробовать половину сладостей со стола, когда к ним вернулся переодетый в чуть менее старые джинсы Леон. Он выглядел спокойным и уверенным – хозяином причудливых волшебных владений графа. Джил заметила любопытные мордочки за дверью, но те исчезли, стоило ей приглядеться.
Леон мельком оглядел стол и людей за ним. Джил сидела в уютном глубоком кресле, приглянувшемся ей еще с первого визита в Лос-Анджелесе, граф занимал небольшой диван с резными деревянными ножками и фигурными подлокотниками. Леон довольно заулыбался, подсел к Ди, притираясь к нему вплотную, и по-хозяйски обнял за плечи. Граф ощутимо напрягся, поглядел опасливо в сторону Джил, но смолчал. Через десять минут, не больше, он сбежал за какими-то то ли булочками, то ли тарталетками.
- И как Ди тебя терпит? – Джил задумчиво помешивала чай изящной ложечкой. – Ты же знаешь, что для него прилюдные объятия – это неприлично? Я думала, он живьем сгорит от стыда.
- Устаревшие дурацкие порядки надо менять, – отмахнулся Леон и без перехода ляпнул. – Ты бросила курить.
Джил приподняла бровь.
- От тебя не пахнет табаком, - объяснил Леон.
- Бросила, - подтвердила Джил. – И замуж вышла.
Рассказывать Леону о замужестве оказалось неловко. Не вина Джил, что его не было на церемонии, но все равно она почувствовала укол вины. Леон был обязательным человеком в ее жизни, тем, кто должен был отвести Джил к алтарю и вручить жениху. Но не сложилось.
- Я хотела тебе рассказать, но не знала, как связаться. Поэтому вы с Ди будете приезжать к нам на каждое Рождество, - Джил знала куда давить, чтобы Леон не отказал. Добившись от него неуверенного кивка, она расслабилась. Леон никак не мог осознать новости. Это понятно, Джил тоже не сразу приняла его одержимость графом.
- Счастливчик муж - Стивенсон, да? – на вопрос было не похоже. Леон знал ответ, но хотел, чтобы Джил его опровергла.
- Да. И я запущу в тебя туфлей, если ты скажешь что-то плохое о нем или его отце. Тед хороший человек, - Джил указала взглядом на свои ноги. Леон состроил испуганное выражение лица, и ничего не сказал. Ну надо же. Леон и такт – невероятная встреча.
- Помнишь сорок вторую улицу? – вдруг сказал он после недолгого уютного молчания. Джил удивилась резкой смене темы, но кивнула.
- Квартал стрип-клубов?
- Да, - Леон задумчиво кивнул. - Ты сейчас похожа на некоторых девочек оттуда.
- Ну спасибо! - Джил фыркнула, закатила глаза и оправила подол строгой классической юбки чуть выше колена.
- Ты не поняла, - начал оправдываться Леон, как-то доверчиво, беспомощно улыбаясь. – Знаешь же, что многие, кто там работает, нормальные девочки, просто в жизни им не повезло. Родители рано умерли, а на руках остался младший брат или сестра. И они тащат на себе мелких, не отдавая органам опеки. Сначала идут сутками пахать на заправках или официантками в закусочные. Но на такой заработок не проживешь, и, если с внешность не подкачала, рано или поздно оказываются стрип-клубах. Танцовщица не равно проститутка, а платят за эту работу неплохо.
Джил кивнула. Некоторое время она работала в полиции нравов, и многие истории слышала от самих девушек. Некоторые шокировали так, что хотелось немедленно сдать значок.
- Обычно у этих девочек непутевые младшенькие: наркота, хулиганство приводы, учебу пытаются бросить. Не понимают, каким трудом их сестры деньги достают и не ценят. Многие умирают от передоза или садятся в тюрьму, - Леон откинулся на спинку дивана. – А некоторые берутся за ум - доучиваются, находят работу, влюбляются и заводят нормальные отношения. Тогда их старшие сестры вздыхают свободнее и берутся за свою жизнь. В баре, где работают, они встречают хороших парней, не то, чтобы красавцев или богатых, с пивным брюшком и лысиной, но надежных, выходят замуж и живут счастливо, созваниваясь с младшими каждую неделю. Ты, Джил, похожа на такую девчонку.
Леон неловко замолчал.
- У Теда шикарный торс и нет проблем с облысением. Но я тебя поняла, братец, - Джил подмигнула ему, скрывая неловкость. Оказывается, она успела отвыкнуть от неприкрытой честности Леона.
До возвращения графа они молчали. Ди появился с переполненным подносом в руках, огляделся беспокойно, видимо, не понимая, почему бывшие напарники молчат, пристроил свою ношу на стол и вернулся к Леону. Он сел ближе к краю дивана, чтобы сохранить хотя бы видимость пристойного расстояния, но как-то естественно и незаметно прислонился коленом к ноге Леона, а тот также привычно переместил ладонь на черный блестящий шелк.
Джил едва сдержала улыбку. Конечно, Ди знал, что ревновать к ней не нужно, но жестами, мимолетными движениями он говорил «мое, только мое, не отдам», и Джил это нравилось. Так, не задумываясь, на уровне инстинктов, ревнуют, когда сильно любят. А Леон эту любовь заслужил.
- Простите мою задержку. Я заваривал вам особый чай на травах, - Ди составил с подноса пузатую низкую чашку и протянул ее Джил. – Он очень полезен в вашем положении.
- Положении? – Леон выпучил глаза, уставился сначала на графа потом на Джил как на восьмое чудо света.
- Да, у меня будет ребенок, - Джил опустила глаза, покусала нижнюю губу. Вот и настал черед главной новости. Неосознанно, Джил откладывала этот разговор, но Ди, похоже, понял и подтолкнул ее. Леон ошарашено пялился, граф осторожно гладил его по руке и улыбался, он уже знал. И Джил решилась. – Не знаю, как вы узнали, Ди, но вы правы, спасибо за чай. И у меня к вам обоим просьба – станьте крестными малыша.
Леон предсказуемо выпал из реальности, а граф кивнул за них обоих. Джил двумя руками взяла чашку и сделала первый глоток.
@настроение: зомби тоже приходится работать
@темы: Petshop of Horrors, Фанфики